Восходящая луна все больше рассеивала темноту за окном. Ксин встал и, не говоря ни слова, начал раздеваться. Закончив, он сложил одежду и, отодвинув скамью, на которой сидел, присел, упираясь руками в пол.
– Запри дверь, – тихо сказал он.
Она поднялась и послушно исполнила его приказ. На свое место она, однако, не вернулась, оставшись посреди комнаты.
Угли в камине с тихим шелестом рассыпались, пламя почти погасло, и комнату залила волна лунного света.
В мозгу Ксина пробудилась боль… Так было всегда, с тех пор как он себя помнил. Те же самые страдания, которыми сопровождалось каждое Превращение. Морда словно вытягивалась из лица, так же как и зубы. Магическая сила сминала его тело, словно ком влажной глины вопреки законам природы и рассудку… Наконец свершилось. Чудовищное тело вздрогнуло, и взгляд двух пылающих зеленых глаз уставился на девушку.
Котолак двинулся к ней. Ханти закрыла рот руками, чтобы не закричать. Она дрожала всем телом, но не попятилась. Зверь поднялся на задние лапы и лизнул ей шею и лоб. Страх прошел. Она присела и погрузила ладони в его шерсть. Потом прижалась к нему, словно готовая отдаться каждой частичкой души и плоти.
Наконец она отпустила его и встала. Он вернулся к камину и, вытянувшись возле него, закрыл глаза.
– Ксин… – услышал он и посмотрел на девушку.
Та раздевалась перед ним, как делала это каждую ночь. Медленно сбросила платье, набедренную повязку и развязала поддерживавшую груди полосу ткани. Совершенно обнаженная, она приблизилась к нему.
– Эта ночь точно такая же, как и все остальные, – прошептала она, потупив взор.
Она легла рядом с ним. По всему его телу разлилась медленная, ошеломляющая волна желания. Он даже и не подозревал, что в подобном состоянии способен испытывать нечто в этом роде. С хриплым рычанием он навалился на девушку, обхватив передними лапами.
– Ты не мог бы быть чуть поделикатнее? – тихонько спросила она, и он утвердительно кивнул.
Первые его звериные ласки она приняла послушно и охотно.
Постепенно добавились ее судорожное дыхание, временами стон, ногти, ранившие его шкуру, рвавшие шерсть, шум крови, стук сердца, вспышки огня, скрип половиц, прерывистый горловой хрип, стиснутые до боли челюсти. Все смещалось в клубящийся беспорядочный вихрь, пока, наконец, само время не взорвалось и не исчезло…
И снова, погруженный в нее, несомый на вздымавшихся волнах ее экстаза, он медленно растягивал удовольствие, чтобы неожиданно обезуметь в могучем, пронзающем все тело гейзере жара, разрывавшем сознание.
Когда он открыл глаза, был уже день. Он лежал, опустив голову на грудь девушки, ощущая на щеке прикосновение ее соска. Он видел свою руку на полу и доски, разодранные когтями, – щепки торчали во все стороны. И пальцы на этой руке были человеческими. Превращение произошло во сне. Ничего подобного с ним никогда не случалось – впервые без боли!
Он чуть приподнялся: Ханти спала глубоким и крепким сном. Ксин встал, взял ее на руки и перенес на кровать. Она не проснулась, лишь что-то неразборчиво прошептала.
Накрыв девушку, он присел на край постели, глядя на нее.
Итак, он достиг уже всего, чего желал. Он исполнил последнюю волю Старой Женщины. Мечты стали действительностью. На самом деле…
– Неужели мне нужно нечто большее? – прошептал он.
Ответ на этот вопрос он знал еще до того, как его задал.
Что ж, пусть так и будет – всегда. Просто, обычно, до конца дней. Он лег рядом с девушкой, а она инстинктивно прижалась к нему всем телом.
Он заложил руки за голову и закрыл глаза. Его охватила всеобъемлющая спокойная радость.
Они останутся здесь или найдут какое-нибудь безопасное и красивое место, где ночью слышны будут лишь соловьи или в крайнем случае совы.
Пришла новая мысль, заставившая его улыбнуться, – дети… Наверняка они уже не будут подвержены Превращению, и никто никогда не усомнится в их человеческой природе. А потом… в будущем, может быть, они прослывут необычайно ловкими артистами или акробатами…
Размышления Ксина сосредоточились теперь на простых житейских делах и заботах. Он был по-настоящему счастлив.
Потом он заснул, но не был в этом до конца уверен. Явь и сон соединились и перемешались. Ему снилось, что Ханти встает, одевается, начинает хлопотать по хозяйству. Возможно, она и в самом деле уже встала, только Ксин не знал этого наверняка… И вовсе не хотел знать.
Чудесное настроение лопнуло, подобно мыльному пузырю, около полудня. Занятый чем-то, он в первое мгновение этого не заметил и осознал лишь после приступа гнева по какому-то совершенно пустячному поводу. Он удивился, но не придал этому особого значения. Однако угнездившийся в его душе червяк вскоре укусил намного больнее. А потом опять…
Раздражение нарастало час за часом. Он нигде не мог найти себе места. Ханти, сперва лишь удивленно поглядывавшая на него, теперь, явно испуганная, стала его избегать.
Если бы он хоть знал причину подобного беспокойства!