След орла

Мара подскочила, едва не сложив палатку. Все вспомнилось: и посвящение, и старый шаман, и горы… Как могла, пригладила волосы, потерла глаза, вылезла из палатки. В центре всяких иероглифов, что чертила накануне жена Апаи, был круг, в котором горел большой костер. Вокруг него уже стояли мальчишки и сам ангакук, взрослые толпились у палаток. Дед выдал Маре расшитую традиционную накидку, продел через голову прямо поверх куртки. Повязал на лоб ленту с узорами, повесил связку перьев. Коротко кивнул и подтолкнул к костру.

Апая широко расставил ноги, и Мара поразилась: где этот дряхлый старикан под кучей шкур? Как умудрился так долго обманывать всех своей мнимой немощью? Он был облачен в сложный национальный костюм, на голове громоздилось нечто, похожее на шлем хоккейного вратаря, только более помпезное. Он опустил на лицо широкий круг с небольшой рожицей посередине, по всей окружности торчали перья. Видимо, маска символизировала солнце, хотя Мара уже ни в чем не была уверена. Поднял правой рукой огромный бубен и с зычным криком ударил в него колотушкой. Взрослые принялись петь что-то непонятное и ритимчное, дети пустились в хоровод. Новогодний праздник в детском саду, когда бы не так жутко.

Из костра с треском летели искры, мальчики тащили ее за собой все быстрее и быстрее. Шаман бросил в огонь пучок сухих трав и даже, кажется, чью-то лапку, запахло горько. Голова гудела от басовитого пения, воплей ангакука, кружилась от беготни по кругу. Подумала вдруг: хорошо, что не стала больше ничего есть, а то точно вышел бы позор. Но вскоре исчезла и эта мысль, остались лишь смазанное в кашу пламя перед глазами и монотонный гомон. Внутри снежным комом росло что-то тяжелое и гадостное. Раздувалось, наливалось, зрело. Все больше не могу. Вот-вот лопну. Не могу больше, отпустите меня… Дайте вздохнуть… Дайте остановиться… Я лопну, не выдержу, умру…

В один миг все прекратилось. Звенящая тишина. Белый свет. Чистый воздух. Невесомость. Полет. Сон.

Глава 5. Молчание медвежат

Она открыла глаза и увидела перед собой небо. Черное, низкое. Звездное. Оно дышало и вместе с тем звало. Потом пришла головная боль. Ощупала затылок – что-то липкое. Поднесла пальцы поближе, принюхалась – кровь. Но немного. Ничего. Терпимо.

Приподнялась на локтях: лопатки саднили. От костра остались только тлеющие угли. Рядом, распластавшись на земле, лежал Роб. В полумраке он казался совсем бледным, и Мара, с трудом собираясь с мыслями, подползла к нему.

– Роб… Вставай, Роб… – тронула плечо, сильнее, хлопнула по щеке, и его веки дернулись.

И тут же сзади раздался рык. Мара вскинула голову, отшатнулась: из темноты на нее угрожающе смотрел белый медведь. Щерился. И вроде сознание подсказывало, что ничего, мол, страшного, сколько раз Джо Маквайан вот так же уходил в себя и рычал на нее. Здесь все свои, здесь безопасно… Нет, не помогало. Слишком темно и слишком тихо, чтобы поверить. Медведь пригнулся. Она бы слиняла еще пять минут назад, но по опыту с Джо знала: никаких резких движений. Медведей это выбешивает хуже, чем быка размахивание тряпкой. Наверняка кто-то из родни, иначе и быть не может. Но мало ли они все тут надышались этой дряни? Да еще и Роб никак не проснется… Морщится, поскуливает, словно хочет в туалет. Может, ударился сильно? Или у медведя крышу снесло от запаха крови?..

Поднялась на четвереньки, хотела встать, но ее качнуло. Ладно, и так сойдет. Двинулась вперед. Медленно, аккуратно. Пока не заслонила собой спящего кузена.

– Уйди, – низким голосом сказала она зверю. – Не тронь его.

Но белая мохнатая гадина снова зарычала. Если так пойдет дело, придется перевоплощаться в орла. Когти, загнутый клюв… Кому-то сегодня попортят шкуру. Стиснула зубы, сгруппировалась. Тело тряхнуло дрожью. Странно, но крыльев нет, и перьев тоже…

И вдруг кто-то закричал. Потом другой голос. Медведь шагнул назад, и рядом с ним показались еще два, даже крупнее. Один из них толкнул агрессора носом, положил лапу на загривок, и тот сел, как дрессированная собачка. Вперед вышел самый большой и замер. Луна осветила его шкуру: местами потемневшую, местами слипшуюся колтунами. Длинные когти на передних лапах смотрели в разные стороны, поблескивали глаза и шевелился, нюхая, подвижный черный нос.

Мара встала, чувствуя, что должна подойти. Знала, что угрозы больше нет. Резкий порыв ветра ударил ей в лицо, растрепал волосы. Она подняла руку и ощупала длинные, шелковистые пряди. Поднесла к глазам: угольные. Никогда еще у нее не было именно таких. Как у Иниры… И сразу все стало понятно. И почему все стихли, и почему большой медведь смотрит на нее с такой тоской. Выпрямилась, расправила плечи.

Ей хотелось как-то утешить его, поддержать. Но что она могла сделать? Лишний раз напомнила, что его дочери нет, и никогда больше не будет. Что хуже? Смириться и закрыть прошлое навсегда? Или один раз увидеть любимого человека, зная, что от этого старая рана откроется и закровоточит?