След памяти

Сердясь на себя, биолог отошел к окну, повернувшись к остальным спиной. Он понял, что сообщил об отъезде Хардману, надеясь на его вполне определенный ответ и точно зная, почему Бодкин не сообщил больному эту новость. Без тени сомнения Керанс предупредил Хардмана, что если тот что-то задумал, все приготовления к этому должны быть закончены за три дня.

Затем он раздраженно взглянул на приспособление на столе, размышляя над собственным поведением. Вначале бессмысленная кража компаса, теперь этот беспричинный акт саботажа. Ему и раньше случалось совершать ошибки, но в прошлом он всегда верил, что они возмещаются несомненным достоинством — полным и точным пониманием причин и целей его действий. Если он теперь откладывает решение, то это явно результат нерешительности, нежелание действовать, пока он полностью не осознает, как относится к Беатрисе Далл.

В запоздалой попытке усыпить свою совесть он сказал Хардману:

— Не забудьте часы, лейтенант. На вашем месте я заставил бы их звонить постоянно.

Выйдя из госпиталя, они спустились на пристань и взобрались на катамаран Керанса. Слишком уставший, чтобы заводить мотор, Роберт медленно греб вдоль троса, натянутого между базой и экспериментальной станцией. Бодкин сидел на носу, держа в руках проигрыватель, похожий на почтовый ящик, и глядел на вялую зеленую воду, разрываемую носом лодки и испускающую яркие отблески. Его полное лицо, заросшее неопрятной серой щетиной, казалось усталым; он о чем-то задумался, посматривая на кольцо полузатопленных зданий, как усталый корабельный лоцман, в тысячный раз входящий в знакомую гавань. Когда они приблизились к испытательной станции, с ее крыши с ревом поднялся вертолет, корпус станции покачнулся, по воде прошла рябь, и каскад брызг обрушился на их плечи. Бодкин выругался, но через несколько секунд они уже высохли. Хотя было уже гораздо позже четырех часов дня, солнце заполняло небо, превращая его в пылающий костер и заставляя опускать глаза к поверхности воды. Вновь и вновь в стеклянных стенах окружающих зданий они видели бесчисленные отражения светила, двигавшиеся вслед за ними, как языки пламени, как сверкающие фасеточные глаза огромного насекомого.

Экспериментальная станция представляла собой двухэтажный барабан около пятидесяти футов в диаметре и грузоподъемностью в двадцать тонн. На нижней палубе находились лаборатории, на верхней — каюты двух биологов, штурманская рубка и кают-компания. Над ее крышей проходил небольшой мостик, на котором размещались приборы, измеряющие температуру и влажность воздуха, количество осадков и уровень радиации. Груды сухих воздушных семян и бурых водорослей, сморщенных и сожженных солнцем, покрывали корой асфальтовые плиты понтона, масса водорослей, медленно расступаясь, смягчила толчок лодки, причалившей к корпусу.

Они вошли в прохладную полутьму лаборатории и сели за свои столы под полукругом выгоревших таблиц и графиков, которые занимали, всю стену до потолка и, покрытые следами водорослей и паром кофе, напоминали древние фрески. Таблицы слева, выполненные в первые годы их работы, были покрыты подробными записями, различными названиями и вычерченными стрелами, но на таблицах справа записи быстро редели, а последние содержали лишь несколько карандашных набросков, означавших важнейшие экологически безопасные коридоры. Многие таблицы неопрятно свисали вперед и вниз, как плиты обшивки покинутого корабля, другие были собраны в беспорядочную груду у стены и удивляли краткими и бессмысленными надписями.

Бесцельно поглаживая циферблат большого компаса, Керанс ждал, пока Бодкин объяснит ему свой эксперимент с Хардманом, Но тот лишь удобно уселся у своего стола, посмотрел на груду папок и каталожных ящиков на нем, затем открыл проигрыватель и достал из него диск, осторожно поворачивая его в руках.

Керанс начал:

— Должен извиниться за свой промах. Не следовало говорить об отъезде через три дня. Я не знал, что вы это держите в тайне от Хардмана.

Бодкин пожал плечами, считая, видимо, это происшествие не заслуживающим внимания.

— Дело не в этом, Роберт. Сделав несколько шагов к разгадке, я не хочу иметь никаких промахов.

— Но почему бы и не сказать ему? — настаивал Керанс, косвенно надеясь освободиться от чувства вины. — Возможно, перспектива близкого отъезда как раз и выведет его из летаргии.

Бодкин опустил очки на самый кончик носа и насмешливо поглядел на Керанса.

— А разве на вас эта новость не произвела такого же впечатления, Роберт? Если я не ошибаюсь, вы выглядите далеко не радостным. Почему же реакция Хардмана должна быть другой?

Керанс улыбнулся:

— Сдаюсь, Алан. Я не хочу вмешиваться, полностью предоставив Хардмана вам, но что это вы задумали, для чего этот электрический камин и будильники?