След памяти

От его толчка дверь рухнула, превратившись в груду мусора; перешагнув через нее, Керанс подошел к широкому французскому окну, выходившему на балкон, и предоставил ветерку обдувать его лицо и грудь, пристально рассматривая в это время джунгли внизу. Мыс, на котором находился полукруг здания, представлял собой невысокий холм, и некоторое количество зданий, расположенных по ту сторону отмели, совсем не затапливались водой. Керанс вглядывался в две часовые башни, возвышавшиеся, как обелиски, над зарослями папоротника. Желтый воздух полудня, казалось, душил все, как полупрозрачное одеяло сковывал движение растительности — лишь изредка слегка поворачивался какой-нибудь сук, и тут же вспыхивали миллионы пятен света. Портик и фасад с колоннадой в классическом стиле, различимые под часовыми башнями, свидетельствовали о том, что ранее тут находился муниципальный центр. На одном из циферблатов отсутствовали стрелки, другой, волею случая, показывал точное время — одиннадцать тридцать пять. Керанс призадумался, были ли эти часы на самом деле неисправны; может, их обслуживал какой-то безумный отшельник, цеплявшийся за последние остатки здравого смысла; впрочем, если механизм действительно работает, в роли этого отшельника вполне мог бы выступить Риггс. Несколько раз, когда они покидали затонувшие города, он заводил заржавевший двухтонный механизм башенных часов, и они отплывали под звуки последнего перезвона колоколов. В последующие ночи Керанс обычно видел во сне полковника, одетого в костюм Вильгельма Телля, который шагал по местности, напоминающей картины Дали, и сажал в расплавленный песок растекающиеся, гнущиеся солнечные часы.

Керанс перегнулся через окно, глядя на часы и ожидая, когда сдвинется минутная стрелка. А может, стрелки были неподвижны (ведь и остановившиеся часы дважды в сутки показывают правильное время)?

Размышления Керанса приняли другое направление, когда он заметил за грудой развалин небольшое кладбище; верхушки надгробий торчали из воды, как группа купальщиков. Он вспомнил один страшный погост, над которым они как-то проплывали: богато украшенные надгробия треснули и раскололись, и между ними плавали трупы в своих распустившихся саванах, будто шла зловещая репетиция судного дня.

Отведя глаза, он отвернулся от окна и внезапно заметил, что у противоположной двери неподвижно стоит высокий чернобородый человек. Керанс взглянул на него, сожалея, что он так внезапно прервал его размышления. Тот стоял, сутулясь, и его тяжелые руки свободно свисали по сторонам.

Кора засохшей грязи покрывала его грудь и лоб, башмаки и брюки тоже были измазаны; на мгновение Керанс вдруг вспомнил воскресшие трупы. Заросшее лицо мужчины было опущено. Впечатление скованности и усталости усиливалось тем, что его форменная голубая куртка медицинского служителя из грубой бумажной ткани была на несколько размеров меньше, чем требовалось, капральские нашивки на куртке морщились от его движений. Он глядел на Керанса с угрюмой отчужденностью.

Роберт подождал, пока глаза его свыкнутся с полутьмой комнаты, непроизвольно глядя на вход, через который бородатый человек проник в помещение. Он протянул пришельцу руку, опасаясь разрушить чары, державшие его в неподвижности, своему лицу он постарался придать выражение понимающего сочувствия.

— Хардман! — прошептал Керанс.

Как от электрического удара, лейтенант внезапно прыгнул к Керансу, сразу преодолев половину разделявшего их расстояния, затем сделал ложный выпад, и прежде, чем Керанс вновь обрел равновесие, беглец проскочил мимо него к окну, перебрался на балкон и перелез через перила.

— Хардман! — окликнул его один из людей на крыше, поднимая тревогу. Керанс подошел к окну. Хардман, как акробат, спускался по водосточной трубе на балкон этажом ниже. Риггс и Макреди вбежали в комнату. Придерживая фуражку, полковник перегнулся через перила, глядя, как Хардман исчезает в помещениях нижнего этажа.

— Молодец, Керанс, мы почти схватили его! — Вдвоем преследователи выбежали в коридор, направились вниз по лестнице и увидели, что четырьмя этажами ниже спускается Хардман, одним прыжком перелетая с одной лестничной площадки на другую.

Когда они достигли нижнего этажа, Хардман опережал их на тридцать секунд, с крыши доносились возбужденные возгласы. Но Риггс неподвижно застыл на последнем балконе.

— Боже, он пытается перетащить свой плот в воду!

В тридцати ярдах от них Хардман тащил свой катамаран по илистой отмели, перебросив через плечо буксирную веревку, которую тянул с демонической силой.

Риггс застегнул свою кобуру и печально покачал головой. До воды оставалось всего около пятидесяти ярдов, когда Хардман бессильно упал на колени, погрузившись во влажный ил и забыв о людях, наблюдающих за ним с крыши. Он отбросил буксирную веревку и схватил обеими руками кроватную раму, пытаясь тащить ее дальше. От напряжения голубая куртка лопнула у него на спине.

Риггс жестом приказал Уилсону и Колдуэллу спуститься с крыши.

— Бедняга, он совсем спятил! Доктор, вы ближе всех к нему, попробуйте его утихомирить.