След памяти

Барабанный бой, казалось, вызываемый пульсацией огромного солнца, послышался ближе, заполнил собой все небо, густая растительность у известняковых скал внезапно раздвинулась, обнаружив черные и серые головы огромных ящеров триасовой эпохи. Неуклюже переваливаясь, они выбрались на края скал и начали реветь, шум все разрастался, пока не слился с гулом вулканических солнечных вспышек. Ощущая этот гул внутри себя, как собственный пульс, Керанс вместе с тем чувствовал и месмерическую притягательную силу ревущих ящеров, которые теперь, казалось, сливались с его собственным организмом. Вой пресмыкающихся усиливался, и Керанс чувствовал, как преграды, отделяющие его от древнего ландшафта, рушатся, и он поплыл вперед, с глухим шумом погрузившись в темную воду…

Он проснулся в душном металлическом ящике своей каюты, и его голова раскалывалась от боли, так что он даже не смог открыть глаза. Да и после того, как он сел на кровать, сполоснув теплой водой лицо, он все еще видел огромный пламенеющий диск солнца, все еще слышал биение своего собственного сердца, стук которого настолько усилился, что напоминал удары придонных скал о стальные борта подводной лодки.

Эти звуки продолжали преследовать его, когда он открыл дверь каюты и прошел по коридору в камбуз. Было еще шесть часов утра, и экспериментальную станцию заполняла глухая тишина, первые лучи рассвета освещали пыльные лабораторные столы и упаковочные корзины, грудой сваленные под веерообразными окнами в коридоре. Несколько раз Керанс останавливался, пытаясь избавиться от эха, звучавшего в его ушах, и размышлял про себя, в чем истинная причина этого страшного состояния. Его подсознание быстро превращалось в пантеон, тесно заполненный охранительными фобиями и навязчивыми идеями, населявшими его перегруженную психику, как будто он воспринимал их телепатически. Рано или поздно эти ожившие страхи выйдут наружу и начнут бороться с ним — зверь против личности.

Вдруг он припомнил, что Беатриса Далл видела тот же сон, и взял себя в руки. Он вышел на палубу и посмотрел на противоположный берег лагуны, пытаясь решить, стоит ли брать одну из лодок, пришвартованных к базе, и отправиться к девушке. Испытав на собственном опыте ночной кошмар, он понял, какую храбрость и самообладание проявила Беатриса, отказываясь от малейшего сочувствия.

Однако Керанс знал, что по каким-то причинам ему вовсе не захочется сочувствовать Беатрисе, и он никогда не будет расспрашивать ее о кошмарах и никогда не предложит ей лекарств или успокоительных средств. Не будет он вдумываться и в многочисленные замечания Риггса и Бодкина об этих снах и об опасности для психики. Он как бы заранее знал, что вскоре сам увидит их и воспримет как неизбежный элемент жизни, как представление о собственной неизбежной смерти, которое человек хранит где-то в глубинах своего сознания.

Бодкин сидел за столом в камбузе: когда Керанс вошел, он безмятежно прихлебывал кофе, сваренный на плите в большой треснувшей кастрюле. Он ненавязчиво, но внимательно рассматривал коллегу, пока тот усаживался в кресло, потирая лоб слегка дрожащей рукой.

— Итак, отныне и вы принадлежите к тем, кто испытывает на себе эти видения, Роберт. Вас посетили миражи лагуны. У вас усталый вид. Это был глубокий сон?

— Вы хотите испугать меня, Алан? Не могу сказать точно, но, кажется, сон был довольно глубокий. Боже, как мне хотелось бы не проводить эту ночь здесь! В Рице у меня не было никаких кошмаров. — Он задумчиво отхлебнул горячий кофе. — Так вот о чем говорил тогда Риггс. Многие из членов отряда видят эти ужасы?

— Сам Риггс не видит, но больше половины остальных — да. И, конечно, Беатриса Далл. Я вижу их уже почти три месяца. По существу, это все одно и то же повторяющееся сновидение. — Бодкин говорил медленным неторопливым голосом, мягко, в отличие от своей обычной резкой и грубоватой манеры, как если бы Керанс стал членом избранной группы, к которой принадлежал и сам Бодкин. — Вы держались очень долго, Роберт, и это свидетельствует о прочности фильтров вашего сознания. Мы все даже удивлялись, ожидая, когда же вы сдадитесь. — Он улыбнулся Керансу. — В переносном смысле, конечно. Я никогда не обсуждал содержание этих кошмаров с остальными. Кроме Хардмана, конечно. Бедный парень, сны полностью овладели им! — В раздумье он добавил: — Вы обратили внимание на ваш пульс? Пластинка на проигрывателе в каюте Хардмана была с записью биения его собственного сердца. Я надеялся таким образом вызвать кризис. Но не думайте, что я сознательно отправил его в эти джунгли!