— А что же может быть важнее? — Марин проскальзывает под одеяло, радуясь королевским размерам кровати, которые позволяют им лежать достаточно далеко друг от друга. — Мы же договаривались, что она не будет ходить туда только неделю.
— Это было до того, как она узнала, что ты сделала, — говорит Радж. И решив, что расстояние между ними все-таки слишком мало, встает с постели и мерит комнату шагами. — До того, как ты предала ее.
Однажды Марин случайно услышала, как Брент говорил Трише, что в Америке преуспевают только самые лучшие. Выживают самые умные, остальные остаются за бортом. Марин не собирается оставлять свою дочь за бортом.
— А что бы ты сделал? — спрашивает она, холодно глядя на мужа с дальнего конца кровати. — Дал бы ей утонуть?
— Тебе надо было посоветоваться со мной, — произносит Радж с нарастающей яростью в голосе. — Она и моя дочь тоже.
Марин разражается смехом. До нее наконец доходит, в чем тут дело.
— Суть не в том, что я сделала, а в том, что ты сам до этого не додумался, — слова ее отца звучат у нее в ушах — слова, которые он повторял всякий раз, когда она приходила домой из школы не с самой высокой оценкой:
— Кто ты такая? — спрашивает Радж, в ужасе глядя на Марин. — Неужели ты думаешь, что мне нужны почести? Неужели думаешь о каких-то наградах? — он вздыхает: — Я говорю о том, что наша дочь доверяла нам. Что она верила в нас. Она страдает, а ты заставляешь ее страдать еще больше.
Марин, уставшая от разговоров, решает принять как факт, что они стоят по разным сторонам пропасти и ни один из них не может перебраться к другому. Она кутается в халат.
— Я буду спать в комнате для гостей.
— Это и есть твой ответ? — Радж загораживает ей дверь.
— Отойди! — Марин говорит себе, что надо успокоиться и дышать глубоко. Никогда за годы замужества она не боялась Раджа. Никогда не верила, что он может повести себя, как ее отец. Но сейчас, в пылу спора ею овладевает страх, и она ненавидит себя за это. — Отойди сейчас же!
— Нет, пока мы не закончим разговор, — ничего не ведая об охватившем ее страхе и его причине, Радж не двигается с места. — Ты должна все мне объяснить.
— Ничего я тебе не должна, — Марин хватается за ручку двери, готовая броситься в открытую дверь или, если придется, на мужа. — Мне надо немного поспать, чтобы я могла думать. Я слишком долго оставляла свою работу без присмотра, пока возилась с нашей дочерью. Если хочешь помочь, займись ею, проверь, чтобы она сделала уроки за все дни, которые пропустила.
Марин рвет на себя дверь, и Радж вынужден отступить, чтобы она не ударила его дверью. Он отходит в сторону и смотрит ей вслед.
Соня
Я продолжаю работать, прихожу вовремя и надолго остаюсь после того, как мой рабочий день закончен. Пациенты уже узнают меня. Молодые пациенты, восстанавливающиеся после химиотерапии и жаждущие разнообразить больничные будни, обращаются ко мне по имени. Я провожу с ними много времени, посвящая их в тонкости фотографирования и пытаясь отвлечь, как только могу.
После памятного разговора мы с Дэвидом проходим мимо друг друга, не останавливаясь, как прежде, чтобы поболтать или вместе перекусить. Я сама этого добивалась, но теперь такое положение вещей задевает меня сильнее, чем я предполагала. Вот сейчас я разговариваю с медсестрой об одном маленьком пациенте, и он проходит мимо, и даже в людном коридоре мы оба кожей чувствуем присутствие друг друга.
— Доктор, — останавливает его медсестра, — можно вас на секунду?
— Конечно, — отвечает он спокойно, кладет карту пациента на стол медсестры и подходит к нам.
Мы киваем друг другу, а медсестра задает ему вопросы относительно пациента. Все это время я чувствую, что он смотрит на меня, наблюдает за мной. Медсестра не ощущает напряжения между нами, она просто благодарит его за то, что он уделил ей время.
— Соня, у тебя есть свободная минутка? У правления появились новые предложения, и мне нужно обсудить их, — говорит Дэвид.
Он лжет, я уверена. Но если я откажусь, это будет выглядеть странно.
— Разумеется.
Дэвид смотрит на часы:
— Мне нужно зайти еще к одному пациенту. Давай встретимся в моем кабинете в три часа.
Медсестре он дарит теплую улыбку:
— А вы сможете закончить разговор, который я так грубо прервал.
— Это я окликнула вас, — говорит медсестра, проглотив наживку. Мне хочется закатить глаза, но я удерживаюсь от этой детской гримасы. — Еще раз спасибо, доктор.
— Подойдешь через пятнадцать минут, Соня? — спрашивает Дэвид.
— Да.
Я прихожу раньше него. Когда я стучу, мне никто не открывает, поэтому я жду перед дверью, расхаживая взад-вперед. Я напоминаю себе, что у него нет никакой власти надо мной, что бы там я ни рассказала ему.