След Сокола

– Я знаю твою доблесть. В былые времена только один Хроутланд смог бы с тобой посоперничать в ристалище. Но в этот раз ты стал выше общего рыцарского духа. Радуйся, что я приравниваю тебя к себе. И закончим на этом разговор.

Граф опустил печальную голову так, что белокурые локоны закрыли лицо, а король воспользовался моментом и значительно переглянулся с дядей Бернаром. Решение они принимали вместе. Ни один из них, чтобы не поранить гордость Оливье, не заикнулся о ране рыцаря, которую тот тщательно скрывал от короля и от других. Но сопровождавшие графа простые воины не давали слова, в отличие от герцога Анжуйского, хранить рану в тайне. А дотошный Бернар не преминул допросить солдат о том, как проходила долгая дорога через всю Европу, собирая сведения о состоянии дел в других графствах и марках, что входит в обязанности главного королевского прево. Таким образом, тщательно скрываемая тайна стала общим достоянием. Более того, почти все придворные Карла уже знали о ней, и ни у кого не вызвало удивление решение короля о невключении Оливье в число зачинщиков.

Король встал, показывая этим, что обед закончен.

– Друг мой, – сказал он на прощание графу, – я навещу тебя попозже в твоей палатке, и мы еще обсудим с тобой новости, которые ты привез. А сейчас мне предстоит заняться государственными делами. Я не приглашаю тебя принять участие в малом совете потому, что ты просто не можешь быть в курсе местных дел настолько, чтобы дать нам дельный совет. Кроме того, тебе следует немного отдохнуть от трудностей долгой дороги.

И он ушел так же стремительно, как делал это всегда, предоставив возможность придворным насытиться за королевский счет в его отсутствие.

Сразу за королем отправился и Бернар. А еще через несколько минут в королевские походные апартаменты вызвали из-за столов эделинга Кнесслера и аббата Алкуина. Оба поспешно выполнили королевский приказ и скрылись за тяжелым пологом.

Карл переодевался с помощью двух слуг и одновременно читал расправленные перед ним рукой юного секретаря Эйнхарда письма. Это была обычная манера короля начинать работу сразу и никогда не тратить время даром, если есть малейшая возможность его не тратить. Несколько писем лежали отдельно, подготовленные секретарем для подписи и ждущие печати, ее король никому в руки не доверял, даже дяде, который всегда был посвящен во все дела племянника. Здесь же находился и сам Бернар, сосредоточенно раздумывающий о чем-то, устроившись в низком, как раз подходящем к его росту кресле у самого входа. Сбоку от кресла Бернара стоял, оперевшись на спинку соседнего кресла, майордом дю Ратье, не по знатности рода, а по жалованному королем званию обязанный присутствовать на таких совещаниях. Аббат Алкуин, перешагнув порог, сразу прошел за королевский стол, остановившись рядом в Эйнхардом, эделинг же, не имеющий в королевской палатке привычного места, почтительно застыл рядом с входным пологом, дожидаясь указаний.

Король оделся в привычный неприхотливый костюм, ничем не отличающий его от не слишком знатного воина, но всем приглашенным пришлось дожидаться, пока Карл не дочитает полученные письма и не подпишет подготовленные к отправке. И никто не попытался прервать мысль короля вопросом или словом. Наконец, последние капли красного воска запечатлели овальную королевскую печать[88]. Карл повернулся к креслу, где уселся Бернар.

– Ну, дядюшка, теперь мы хотели бы услышать твои соображения по вопросу, который будем обсуждать. Прошу всех садиться… И тебя тоже, мессир эделинг, и тебя… – добавил он, заметив, как стеснительно себя чувствует долговязый Кнесслер около входа. – Сегодняшний разговор имеет к тебе непосредственное отношение.

Король сел сам и дождался, пока рассядутся остальные.

– Итак, слушаем тебя, дядюшка Бернар. Каково мнение воинов, возглавляемых тобой?

Бернар давно уже приготовил свою речь и потому начал говорить уверенно и без сомнений, хотя никогда не обладал достаточными навыками оратора, предпочитая логически построенному изложению позиции обыкновенную команду «Вперед!», посылающую войска в атаку. Но нынешнее выступление далось ему легко, потому что сам он, воинственный и бескомпромиссный, думал так же, как и большая часть королевской армии, и ему не требовалось сопоставления фактов и приведение их к логическому выводу.