След Сокола. Книга третья. Том первый. Новый град великий

– Как и должно было быть – два князя в сопровождении сотни воев, – за мужчину ответила женщина, выпрямила согбенную спину, и сразу перестала быть женой смерда, превратившись в молодую, и, несомненно, знатную женщину, чья участь – повелевать. Женщина эта шагнула к телеге, отбросила ворох соломы, вытащила из-под него тонкую легкую, но длинную, как платье, кольчугу, и тут же натянула на себя, прямо на платье, тогда как вои обычно одевают кольчугу на рубаху из тонкого войлока. Но женщина спешила, и в телеге, видимо, не было войлочной рубахи. Из телеги же на свет появился остроконечный славянский шлем, за шлемом довольно легкий для мечного боя меч в богатых ножнах, пригодный, разве что, пеших разить, когда те убегают, и круглый щит без умбона[37], какими пользуются даны, свеи и норвеги. Поверх кольчуги женщина набросила на плечи распашной широкий плащ черного цвета. Ткань плаща была легкая, и колыхалась при каждом ее движении. А вот щит, что она достала из той же телеги, показался слишком тяжелым для женской руки. Из конного строя сотни привели красивого тонконогого белого коня, и женщина, сначала подвесив к луке седла тяжелый щит, легко запрыгнула в седло, несмотря на тяжесть доспеха. Ее кольчуга не смыкалась спереди снизу на три вершка, и позволяла сидеть в седле без помех, но за счет своей длины хорошо при этом прикрывала ноги. Конная сотня быстро выстроилась в походный порядок за ее спиной. Из-под шлема женщины свисали длинные черные волосы. Перед тем, как тронуть пятками коня, она оглянулась. Ее спутник, недавний смерд, тоже уже облачился в доспехи, достав их из той же телеги, и взбирался на второго коня, приведенного из глубины строя сотни. Одна половина лица мужчины была красной от старого ожога. Женщина поскакала первой, и волосы ее развевались на ветру. Телегу, в которую была впряжена жалкая усталая от жизни и работы смердовская кляча, так и бросили на дороге. Но тут где-то далеко в лесу завыл волк. Лошадь испугалась этого воя, и побежала вслед за сотней так быстро, что это вызвало бы удивление у любого постороннего наблюдателя. Трудно было ждать от клячи такой прыти. Телега при этом подпрыгивала на грязной дороге тек, словно лошадь скакала по сухим ухабам. Лошадь, несмотря на усталость от постоянной работы и изношенное этой работой тело, все равно просто хотела жить, и убегала от волчьего воя, надеясь, что люди спасут ее. Лошади всегда любят людей, доверяют им и на них надеются…

* * *

– Ты, княже, охотник? – спросил Войномир, зачем-то пошевеливая плечами, словно разминая их, и пробуя, не потерялась ли в руках сила.

– Я – воин и воевода княжества! – спокойно, без какой-то особой гордости, хотя и с достоинством ответил Дражко, и шевельнул усами, как ворон взмахивает крылом. Его спутнику даже показалось, что легкий ветерок от этого пошел. – Обычно у меня не хватает времени на охоту. Одни заботы сменяются другими, и так круглый год. Врагов много – враги со всех сторон. Об охоте уже и думать некогда. Если только Годослав позовет, тогда я, как послушный воле князя придворный, еду. А сам не трачу времени на такие пустяковые занятия. И вообще, я не люблю убивать, как ни странно это может прозвучать из моих уст. Как правило, мне не верят, когда я так говорю, но я не кровожадный, поверь мне, мой юный друг.

– Тем не менее, лесные звуки ты слушать умеешь?

– Слушаю. Правда, я не очень в них разбираюсь. Знаю, как кричит во время охоты Гайана – это, если ты помнишь, любимая кошка твоего дядюшки Годослава. И вот это знаю, – князь-воевода мотнул усами в сторону леса, словно пальцем показал. Издалека доносился одиночный вой волка. – А во всем остальном могу напутать, и не отличу хрюканья вепря от рева медведя.

– А есть в твоей сотне хорошие охотники?

– Есть у меня один стрелец, он в лесу вырос, сын охотника…

Дражко обернулся и позвал:

– Квашня!

Молодой стрелец из второго ряда вывернул из общего строя, и догнал князя-воеводу.

– Слушаю, княже.

Дражко усом показал на князя Войномира, но Войномир и сам уже повернулся к высокому молодому стрельцу, не по годам хмурому.

– Ты, говорят, охотник?

– Я только сын охотника, княже. Батюшка мой – настоящий охотник, чем и живет. Я и половины не знаю того, что знает он.

– Тем не менее, слышал, как филины перекликались?

– Слышал… Я, княже, только начал говорить десятнику, когда меня князь-воевода позвал. Это не филины. Один, первый, что позади нас кричал, похож. Хорошо кто-то подражает или филин раненый, такое тоже бывает. А вот второй не правильно кричит.

– Чем неправильно? – спросил князь-воевода.

– У филина крик обычно из двух слогов. Как человеческое слово бывает. Например: «Ба-ба». И всегда ударение на первом слоге. Иначе филин не умеет. А вот, например, франки обычно говорят не так. У них всегда ударение на последнем слоге. Филин в природе своей так кричать не может. У него просто не бывает долгого дыхания, и потому он ударение делает на первом слоге, а второй только договаривает. Докрикивает…

– А хохочет он когда? – проверяя знания охотника, спросил князь Войномир.