С тех пор подобных разговоров Аня не заводила. Она смирилась с тем, что его часто нет дома. Однако держалась гордо и на вопрос сына или дочери, когда, мол, вернется отец, отвечала: «Он командир, а разве может командир оставить свой корабль?» Говорила так, хотя сама страшно переживала — где Феликс, как там у него? Если какой-нибудь сторожевик возвращался с моря, она тут же звонила командиру корабля, спрашивала: как там Громову плавается? Однако с годами ее тревоги понемногу поутихли, приглушились в ней, хотя по-прежнему она никак не могла смириться с мыслью, что муж где-то в дозоре, а она все выглядывает в окно в сторону моря — не покажется ли его корабль. Кажется, успокоилась Анюта, когда Громова назначили командиром бригады. Он мог чаще бывать дома, и Аня была этому рада.
«Аня права, я так редко бываю дома, да и то веду себя как краб-отшельник, — упрекал себя Громов. — Ничего по хозяйству не делаю, читаю газету, лежа на диване. Да, Феликс, очерствел ты… А французские духи купить ей надо…»
Громов сник, когда девушка, мило улыбнувшись, ответила ему, что французских духов уже нет, вчера были, а сегодня нет — все проданы.
— Мне только один флакон. Я вас очень прошу. Я так долго не был дома. Море, понимаете…
— Не один вы в море ходите, — улыбнувшись, заметила девушка. — Мой муж тоже на корабле. Он в море, а я скучаю на берегу. Такова уж наша судьба — если полюбила моряка, не хнычь.
Громов посмотрел на девушку:
— Вы замужем? Даже не верится…
— Почему?
— Уж очень молоды… Как вас звать?
— Света. Света Егорова, — и она зарделась.
У Громова екнуло сердце.
— Света Егорова? — переспросил он.
— Да. — Девушка достала из-под прилавка флакон французских духов. — Себе оставила, но решила отдать нам. Зачем мне такие дорогие духи? Муж в море, одна я и… совсем без денег. — И она глубоко вздохнула. — Знаете, я тут временно работаю…
— Не нравится?
— Покупатели — люди разные, есть даже грубые. Вчера один морячок назвал меня куклой и предложил свое сердце. Говорит, отслужу срок и увезу в Севастополь. Там много солнца, растут маки. Чудак, правда?
Громов молча уплатил за духи, взял сверток. Спросил:
— Муж офицер?
— Нет.
— Мичман?
— Нет.
— Кто же он? — в голосе капитана 1-го ранга прозвучало едва скрытое раздражение.
— Военная тайна! — и звонко засмеялась.
Его раздражал ее смех. Было в нем что-то неискреннее. А может, Громов ошибался?
— Я не ради интереса спрашиваю, — наконец признался он. — Может, я смогу вам помочь?
— Да? — удивилась она и уже серьезно, без смеха, сказала: — Юра, мой муж, матрос… Служит на «Алмазе».
«Так это же у Маркова!» — едва не воскликнул вслух капитан 1-го ранга.
— Да вы что, и вправду не узнали меня? Сделала себе модную прическу и так изменилась? Я же с Юрой вас видела там, на причале. Я к нему из Ленинграда приехала. Сама приехала. Все бросила и приехала. Я — учитель старших классов, но в школе пока мест нет. Пришлось идти в магазин…
Света смотрела на Громова пристально, словно хотела что-то прочесть на его лице. Но оно оставалось холодным и бесстрастным. Ему вдруг захотелось сказать ей, что она зря приехала в эти суровые края, где несколько месяцев в году не бывает солнца… Понимает ли она, куда приехала?
— Все бросили и приехали? — спросил он.
— Все. И дом, и маму, и работу… — голос ее чуть дрогнул, словно надломилось в ней что-то. Она передохнула. — Я люблю Юру. Он такой добрый… Еще когда служил в учебном подразделении, я познакомилась с ним. Очень странно познакомились. У меня не хватало рубля рассчитаться за рыбу. А продавец попался злой, стал стыдить меня, что, мол, надо рассчитывать на свой карман. Я так растерялась. А тут подошел он, Юра, и отдал продавцу рубль, да еще пристыдил того за грубость. Вот так… — Она провела рукой по лицу, словно смахивая с него усталость. — Потом я снова увидела Юру. Он пригласил меня на танцы, потом еще и еще…
«И такая любовь бывает», — усмехнулся в душе Громов. Он слушал ее не перебивая и, сам не зная почему, вдруг поверил каждому ее слову. Поверил Свете, как однажды поверил своей Анюте, и навсегда связал с нею свою судьбу. Теперь не жалеет — Анюта родила ему детей и стала для него самым близким человеком. Ради нее он навсегда остался на морской границе, ибо в тот памятный для них вечер она сказала: «Я полюблю тебя, стану твоей, если ты останешься на кораблях». И Громов остался. Даже спустя годы, когда в его волосах появились седины, он так и не понял — была ли это любовь или просто судьба?
— Я слышал от командира «Алмаза», где служит ваш муж, что якобы мать Юрия обидела вас? — спросил Громов. — Это правда?