«Милая моя Надюша!
Наконец-то могу тебе написать. Ты, видно, гадаешь, что такое со мной случилось, почему так долго нет вестей? Ничего страшного. Днем 15 июля в море, когда мы сопровождали караван судов и транспортов, налетели гитлеровские стервятники и стали нас бомбить. Два «юнкерса» мы сбили. Одна бомба все же угодила в корабль. Загорелась надстройка на корме, где находились глубинные бомбы и мины. Я кинулся туда стал сбрасывать все это в море, чтобы не взорвались от огня. На мне загорелась одежда, но ребята быстро загасили. В эту минуту, Надюша, я не думал о смерти. Клянусь тебе, дорогая, не думал.
…Взрыва не слышал. Осколок бомбы угодил мне в правое плечо, малость оглушило… Попал я в госпиталь. И вот там, Надюша, я впервые подумал о том, что могу вас потерять. На всякий случай попросил у сестры листок бумаги и хотел было написать для тебя несколько строк, но доктор — седой как лунь майор, между прочим, откуда-то с Дона, поглядел на меня с улыбкой. Ты, говорит, морячок, через месяц вернешься на корабль. Я, говорит, латать тебя глубоко не стану, так, слегка… Долго лежал в госпитале. А теперь уже на родном корабле. Не волнуйся, у меня все зажило.
А как там вы? Что слышно о твоем отце, где, на каком он фронте сражается? Черкни пару строк. Целуй за меня детишек».