Александра говорила мне, что всякое новое имя было для них праздником, оно значило, что не только восстановлена справедливость – найден человек, который боролся, погиб за счастье других людей и был ими забыт, но и их самих как бы стало больше. Каждую такую находку они отмечали, собирались вместе, и тот, кто ее сделал, сначала рассказывал о своих розысках, потом зачитывал все, что теперь известно об этом человеке, и они минутой молчания отдавали ему память.
Со слов Александры я знаю, что с людьми, которых находили, было связано одно странное требование Сергея. Из лагеря он вернулся, по всей видимости, верующим и настаивал, чтобы раз в месяц в церкви Бориса и Глеба – она была недалеко от дома Александры, хотя и на другом берегу реки, – заказывался молебен за упокой их душ. И Ирина, и Александра были против молебна, считали, что на это уходит слишком много денег, главное же, большинство народников были или безразличны к религии, или убежденные атеисты. Только Вера соглашалась с Сергеем, который говорил, что Христос – из народников, что он хотел того же и погиб так же, как они, и, хотя все равно было непонятно, почему, даже если это так, Ему надо молиться, они подчинялись Сергею.
13 июля 1958 года, в день, в который 75 лет назад в Алексеевском равелине Петропавловской крепости скончался Николай Васильевич Клеточников (день этот по заведенному порядку был как бы днем общей памяти по всем погибшим), Сергей сказал им, что работа над энциклопедией идет хорошо, работа налажена, они знают, что и как делать, и двигаются быстро, не за горами уже 1905 год. Но есть одно «узкое» место – устные предания, в них душа народничества; то, что они знали и записали, – капля в море, а те, кому они шлют письмо за письмом, несмотря на настойчивые просьбы, не прислали почти ничего. Работу, которую они делали и делают, смогут сделать и другие: газеты, журналы, книги никуда не денутся, а предания умирают вместе с людьми, людей этих осталось мало и с каждым днем становится все меньше. Вот и вчера Александра получила письмо из Киева: умер Петр Трифонович Гонтов, который участвовал в народнических кружках еще с конца 80-х годов. «Думаю, – сказал Сергей, – что новые письма и новые просьбы ничего не дадут, кому-нибудь из нас надо ехать к людям, адреса которых у нас есть, и записывать их рассказы. Поездка будет долгая, только по Европейской России – никак не меньше полугода, и в сложившихся обстоятельствах проще всех ехать, кажется, мне». И Александра, и Ирина, и Вера согласились с ним.
Через месяц Сергей уволился с работы и в начале сентября тронулся в путь. Маршрут его был такой: Саранск, Горький, Москва, Ленинград, Минск, Киев, Одесса, Ростов, Харьков, Курск, Воронеж, Сталинград, Саратов, Куйбышев, Пенза. В последний день своего двухнедельного пребывания в Москве он нашел дом, в котором когда-то жил, потом поехал на Немецкое кладбище, где, как он помнил, были похоронены его дед Иоганн и бабушка Ирина. День был будний, сторож новый, кладбищенская контора закрыта, он долго ходил по кладбищу и, так и не найдя могилы Крейцвальдов, вечером уехал в Ленинград.
Во всем, что касается дела, его поездка была успешной. Еще у Александры, в день смерти Клеточникова, говоря, для чего и куда он едет, он о некоторых вещах умолчал. Уже тогда он думал о восстановлении партии левых эсеров в России. В Пензу он вернулся не только с десятью толстыми тетрадями записей, но и убежденный, что время это пришло. По словам Александры, она никогда не видела его таким бодрым, деятельным и веселым, как в первые дни после возвращения.
В Пензе и она, и Ирина, и Вера встречали его на вокзале, потом все вместе поехали к ней, и дома Сергей еще до всяких разговоров сказал, что съездил удачно, привез много интересного и через месяц уезжает снова, на этот раз на Урал и в Сибирь. Приехал Сергей в субботу, а на следующий день утром они уже начали перепечатывать и править то, что он собрал. Работа была большая и из-за его плохого почерка шла медленно, все-таки он надеялся, что они успеют закончить до его отъезда.
Недели через две, кажется тоже в субботу, когда первые пять тетрадей были уже перепечатаны, пришла девочка, разносившая на их улице почту, спросила, здесь ли живет Сергей Федорович Крейцвальд, и, когда Сергей вышел, передала ему повестку местной Пензенской прокуратуры. Она была датирована двенадцатым марта, а явиться он должен был шестнадцатого. Он прочитал ее и тут же ушел в свою комнату. Через час он вышел и сказал, что Вера должна немедленно идти домой и собрать в чемодан все материалы об эсерах, пускай будет очень осторожна, если заметит что-нибудь подозрительное, сразу возвращается. То же самое он попросил сделать и Александру. Через полчаса он взял чемодан и уехал, заходил к Вере, забрал чемодан и у нее, после чего предупредил, чтобы его не ждали.