След в след

Почти все крупнейшие политические деятели Смутного времени много раз переходили из лагеря в лагерь. Биография самого яркого из них, Прокопия Ляпунова, удивительна. В царствование Бориса Годунова он подвергся опале за незаконные связи с казаками, участник движения Лжедмитрия I и свержения Годуновых, активный участник восстания Болотникова, он во время битвы под Коломенским перешел на сторону Шуйского, что и предопределило поражение Болотникова, пытался свергнуть Шуйского и посадить на престол его племянника М. В. Скопина-Шуйского, после смерти Скопина и поражения под Клушиным войск Дмитрия Шуйского организовал свержение и пострижение Василия Шуйского, чтобы в союзе с русскими тушинцами посадить на русский престол сына Сигизмунда — польского королевича Владислава; после того как выяснилось, что Сигизмунд хочет сам занять русский трон, организовал первое земское ополчение, во время осады которым Москвы и был убит своими союзниками — казаками, заманившими его в «круг».

Биография многих других действующих лиц Смутного времени сведена в слово «перелеты». Когда Лжедмитрий II, не сумев взять Москвы, обосновался в Тушине, здесь же, в Тушине, появился и второй «государев двор» (первый двор — царя Василия Шуйского). Так же, как и в Москве, здесь была своя Боярская дума и так же раздавались в Тушине чины и поместья, благо отряды Лжедмитрия II контролировали добрую половину страны. Уже через несколько недель после начала осады в Тушино стали прибывать перебежчики из Москвы («перелеты»), многие — из самых знатных русских фамилий. В Тушине они легко получали думные чины, огромные поместья, но оставались здесь надолго далеко не всегда — при удобном случае они снова убегали в Москву, где Шуйский, так же отчаянно нуждавшийся в людях, как и Лжедмитрий, с радостью принимал их обратно, в свою очередь награждая измену.

В течение полутора лет осады ворота Москвы почти всегда были открыты и для бегущих, и для возвращающихся, и в конце концов, все главные боярские группировки разделились между Тушиным и Москвой. Значение этих «перелетов» для окончания кризиса и восстановления государственного порядка очень велико: с одной стороны, беспрерывные измены, а с другой — родственные связи между ушедшей и оставшейся знатью смягчили антагонизм, со времен Ивана Грозного господствовавший во внутрирусских отношениях, а главное — укрепили положение всего боярства. Кто бы ни победил в междоусобной борьбе, Шуйский или Лжедмитрий II, каждый боярский клан знал, что в стане победителей он найдет защитников и доброхотов».

Дальше, как бы минуя XVII век, дед напрямую соединяет Ивана IV и Петра I.

«Иван Грозный и Петр Великий — параллели: оба, и Иван, и Петр, родились от второго брака (Е. Глинская и Н. Нарышкина); отцы обоих процарствовали около тридцати лет, значительно укрепив страну и расширив ее пределы, и умерли — у Ивана, когда ему было три года, у Петра — когда ему исполнилось четыре; оба были посажены на трон в детстве, оба в начале своей жизни познали страх, полное бессилие и унижение; во все время их малолетства шла ожесточенная борьба между различными группировками знати, и эта борьба не раз угрожала их безопасности (Воронцов и Шуйский, первый стрелецкий мятеж), а их власть долго была лишь церемониальной; в начале их самостоятельного правления произошли мощные восстания (Московский бунт 1547 года, вызванный огромным пожаром, и стрелецкий мятеж 1689 года), которые заставили их спасаться бегством и чуть не погубили.

Все эти события наложились на традиционное московское представление о верховной власти, почти полностью изменив его. Власть утратила преемственность и последовательность, нормальный московский порядок наследования от отца к сыну был прерван у Ивана — правлением Елены Глинской и различных боярских группировок, у Петра — правлением его старшего брата Федора, соправителя Ивана, царевны Софьи. Дистанцию от беглеца, спасающего свою жизнь, до всесильного, никем и ничем не ограниченного владыки, эти цари прошли чересчур быстро, власть их была мгновенна. Это был не путь, а разрыв с прошлым, его отрицание. У их власти не было самого главного — воспитания. Волею судеб они стали нуворишами и самозванцами и такими же нуворишами и самозванцами стремились окружить себя. Внешним отражением этого были народные легенды о самозванстве Петра (царица родила Алексею Михайловичу девочку, которую подменили «немчонком», и другая: говорили, что нынешний государь «немчин», а настоящий царь «в немцех» был посажен в бочку и пущен в море).

Для политической системы, созданной Петром, характерны те же признаки, что и для правления Ивана Грозного, повторим, что Петр живо интересовался Иваном и считал себя его продолжателем.