Следак

— Есть такие же, но белого цвета? — поинтересовался я.

— Зачем белый? Красный лучше! Женщины больше любят красный роза!

— Красные мне не подходят, нужны именно белые.

— Что за глупость ты говоришь, дорогой. Красный розы всем подходят! — безапелляционно заявил торговец, эмоционально жестикулируя руками.

— Понятно, будем искать. — Я сделал попытку уйти.

— Подожди, дорогой. Куда спешишь? Объясни, зачем тебе белый? — Грузин выскочил из-за прилавка.

Объяснить мне было несложно. Может, что и подскажет насчет цветов.

— Розы нужны для женщины-преподавателя, поэтому белые — как знак искренней благодарности и чистых помыслов. Красный же цвет символизирует страсть. Теперь понятно, почему мне красные розы не подходят?

— Как красиво сказал! — восхитился продавец гвоздик с соседнего прилавка. — Есть белый гвоздик! Только для тебя!

— Вано! Мужчина хочет розы! Будут ему розы! — встрепенулся продавец роз, пресекая попытку увести клиента.

— Белые, — напомнил я.

— Белые, белые, мамой клянусь, — побожился продавец.

— Значит, так, — приступил я к заказу, — раз мне обещали, что розы будут непременно белого цвета, мне нужно девять, а лучше одиннадцать белых роз с крупным бутоном на длинном стебле. И чтобы шипы были срезаны, а листва зеленая и густая.

По мере произнесения мною слов глаза грузина расширялись, рот приоткрывался, а кепка приподнималась, и в конце он не выдержал:

— Что-то еще?

Мне издевка послышалась в его голосе или это такой звуковой эффект от акцента?

— Доставить цветы нужно будет через день к десяти часам утра к главным воротам университета, — добавил я.

— Какой серьезный клиент! — прокомментировал продавец гвоздик, продолжая греть уши.

— Сто рублей, — озвучил продавец роз цену.

— Хорошо. Сорок рублей задаток устроит? — спросил я. У меня после посещения ателье как раз четыре червонца остались.

— Договорились, — посерьезнел лицом грузин. До него наконец дошло, что я не придуриваюсь. — Племянник доставит точно в срок.

Мы скрепили сделку рукопожатием.

«Может, до автовокзала дойти?» — обдумывал я мысль, когда вышел с территории рынка.

Поскольку газет типа «Из рук в руки» в этом времени не было, я рассчитывал отыскать тех, кто сдает жилье, на вокзалах. Ближайшим был автовокзал, он находился в квартале от колхозного рынка. Вот я и решил начать именно с него. Но попытка успехом не увенчалась. Потолкавшись на привокзальной площади, заглянув в само здание автовокзала и поспрашивав у персонала, я так и ушел ни с чем.

«Надо было у портного спросить. Он же из местных и, судя по всему, участвует в серых схемах. Может, с каким риелтором знаком или маклером… или как там они сейчас называются?» — сетовал я на свою несообразительность, устремив стопы в сторону общежития. Но сперва нужно было зайти подкрепиться.

В студенческой столовой я неожиданно встретил Юрова. Он сидел в одиночестве и, пережевывая пищу, задумчиво смотрел в свою тарелку.

Я подсел напротив.

— Чего тебе? — поднял он на меня глаза.

— Спросить хочу, — спокойно ответил я.

— Шел бы ты… в общем, туда, куда шел, — поиграв желваками, предложил он мне свалить куда подальше.

— Спрошу и пойду, — покладисто пообещал я.

Юров выдохнул.

— Чего тебе?

— Почему Анапский район, а не Магадан? — Ответ на этот вопрос меня действительно занимал, ведь не совсем же дыру предложили. Или я чего-то не понимаю? Вот и спросил, чтобы понять.

— В план распределения этого года не включили территории за Уралом, — спокойно ответил он, уже обуздав свои первоначальные эмоции при виде меня, — а Анапский район находится отсюда дальше всех.

Мы помолчали.

— Узнал, чего хотел? Теперь можешь идти, — сообщил об окончании аудиенции секретарь комитета комсомола и демонстративно засунул себе в рот остатки котлеты.

— Еще один вопрос, — сказал я, не обращая внимания на жующего и делающего вид, что меня нет, Юрова. Тот не отозвался, и я продолжил: — А зачем тебе вообще понадобилось меня куда-то отсылать? Зачем пытался выкинуть меня из комсомола и из университета? На хрена тебе, секретарю комитета комсомола, сдался простой студент из глубокой провинции?

Товарищ Юров не реагировал, знай себе пережевывал котлету.

— Дело в бабе? Месть? — принялся строить предположения я.

Наконец Юров отложил вилку и вновь навел на меня свой взгляд.

— Не нравишься ты мне, — просто ответил он.

Понятно. Имеет место личная, ничем не мотивированная неприязнь. Неожиданно, но вполне себе обыденно и объяснимо. Люди вообще склонны придавать значение своим симпатиям и антипатиям, холить их и лелеять. Бессмысленная травля ради травли тому яркий пример.

Я откинулся на спинку стула и посмотрел в сторону раздачи. Сейчас поем и пойду в общагу. Обещал же еще с Лехой встретиться, а раз обещал, значит, надо двигать.