Следак

— А сколько стрижка стоит, не знаешь? — Задавая вопрос, я вновь принялся исследовать свои карманы. Вытащив бумажку, я озадаченно на нее уставился. Три рубля. Интересно, это много или мало?

— Мужская стрижка копеек двадцать, наверное, — неуверенно ответила Лебедева, но, заметив в моей руке купюру, резко сменила тональность: — Чапыра, тебе не стыдно?! Ты уже второй месяц не платишь комсомольские взносы. Говорил, денег нет! С тебя четыре копейки!

— Комсомольские взносы? — задумчиво переспросил я. — То есть я их платил все пять лет, что здесь учился?

— Платил. А в мае перестал платить! — изобличила она меня.

— Лебедева, а что вы делаете с собранными комсомольскими взносами? — вкрадчиво поинтересовался я.

— На нужды комсомола идут, — как о само собой разумеющемся ответила Лебедева.

— А я ведь комсомолец? — Я приблизился к девушке так, что теперь возвышался над ней.

— Комсомолец, — кивнула она, задрав голову.

— Лебедева, меня сегодня сбила машина. Так?

Девушка опять кивнула, а я продолжил:

— Я получил травму, а значит, мне требуется поправить здоровье. Так?

Очередной кивок.

— Лекарства денег стоят. Так?

— Так.

— А еще мне потребуется новая одежда вместо испорченной. Так?

Девушка осмотрела мой потрепанный вид, но кивать не спешила, и я понял, что дама не разделяет мои вкусы.

— Другой одежды у меня нет, — веско произнес я. Вкусы Альберта я тоже не разделял.

— Почему нет? Не голым же ты на лекции ходишь? — От своих слов девушка покраснела и вновь попыталась отодвинуться.

— Нету! — отрезал я и сделал шаг вперед, вновь нависнув над комсоргом. — А это значит…

— Что? — как-то неуверенно спросила пунцовая Лебедева.

— Мне, комсомольцу, нужна помощь, материальная помощь — вот что это значит! — подвел я итог. — Так, садись.

Я усадил девушку на один из стульев возле стола, сам уселся рядом. Вырвал из тетрадки с конспектами чистый листок, отыскал ручку и написал посередине слово «Заявление».

Лебедева следила за моими действиями, то и дело поправляя очки.

— На имя кого писать? — деловито уточнил я.

— Что писать? — моргнула она в ответ и вновь поправила очки.

— Заявление о предоставлении материальной помощи, — пояснил я, сетуя про себя на тупость комсорга. — Ладно, потом сама шапку напишешь, — пробормотал я и принялся составлять текст.

Все время, что я писал, Лебедева настороженно следила за движением ручки и пыталась расшифровать мой почерк.

— Ну вот и всё. — Поставив число и подпись, я протянул заявление комсоргу. — Ты уж пролоббируй там мои интересы. Договорились?

— Что сделать? — Мои слова оторвали девушку от чтения заявления.

— Пролоббируй. Выскажись среди своих в моих интересах. Ты же видела и аварию, и то, что я в ней пострадал.

— Саму аварию я не видела, — сухо поправила меня комсорг, — но то, что ты пострадал, подтвержу. И заявление твое сама в профком отдам.

— В профком? — не понял я.

— Оказанием материальной помощи студентам занимается профсоюз, — доложила она.

— Профсоюз так профсоюз, — согласился я, включая свою улыбку и помогая девушке подняться со стула, чтобы препроводить ее к выходу.

Дверь распахнулась, ударившись о стену, и в комнату ввалился парень с двумя бутылками портвейна в руках.

— Сорри! — заорал он, обнаружив нас с девушкой близко стоящими друг к другу. Но увиденное не помешало ему пройти вглубь комнаты и сгрузить добычу на стол.

Лебедева вновь залилась краской и вырвала свой локоть из моей ладони.

— Чапыру сбила машина, а я проводила его до комнаты! — возмущенно произнесла она, догадавшись, о чем подумал вошедший, застав нас почти в обнимку.

— Правда, что ли? — Парень заинтересованно разглядывал потрепанного меня. — Альберт, ну ты даешь! — отчего-то восхищенно присвистнул он, и из него тут же посыпались вопросы: — Где это произошло? Что за тачка? Кто был за рулем? Почему ты не в больнице?

Лебедева начала обстоятельно отвечать, мне только и оставалось, что поддакивать. Наконец комсоргу это надоело, и она обличительно выдала:

— А ты, Красников, вместо того чтобы бухать, лучше бы другу помог. Всё, я пошла. — И на этих словах она вышла, хлопнув дверью.

«Вот почему она ко всем по фамилии обращается?» — возмущенно думал я, рассматривая стоящего передо мной соседа. Высокий, ширококостный, плечистый. Удлиненное лицо с рублеными чертами. Темные вьющиеся волосы. Одет подобно мне в аляпистую рубашку и брюки клеш, но без изысков в виде клиньев и молний. На вид мой ровесник.

Следующая моя мысль была о конспектах, что валялись на столе. Возможно, в них я узнаю имя соседа.

Я принялся наводить на столе порядок, складывая тетради в стопку, попутно читая надписи на обложках.

— Это да, надо выпить, — по-своему расценил уборку на столе Красников. Подвинув два граненый стакана, он плеснул в них портвейн.

«Минералогия. Григорий Красников», — прочитал я на одном из конспектов.

— Держи! — отвлек меня от чтения сосед, сунув в руку наполненный стакан. — Ну, за жизнь! — захохотал он над своей же шуткой.

— За новую жизнь, — уныло поддержал его я и замахнул портвейн.