Следак

— Ты молодец, хорошо себя сегодня проявил, — покровительственным тоном начал он, — дал отпор сразу трем преступникам. — На числительном было сделано ударение. Не увидев протеста на моем лице, подпол благодушно продолжил: — Не позволил довести им задуманное до конца. — Здесь он добавил в голос пафоса. — Я принял решение тебя поощрить — объявить тебе благодарность! Грамоту получишь в торжественной обстановке! Доволен?

Еще как! Ну не предлагать же мне начальнику милиции засунуть грамоту куда поглубже. Никогда не понимал подобных эмоциональных выпадов, не несущих за собой никакой выгоды, чисто выпустить пар от обиды. А я не был обижен, я был зол. Зол на то, что с самого начала моего пребывания в этом времени мной только и делали, что помыкали. Решали за меня, как мне жить, чем заниматься, навязывали мне свою волю и заставляли исполнять свои бредовые приказы.

И все эти психологические приемы (согнать с места, наорать, построить, а после выказать милость) были проделаны лишь с одной целью — подавить меня как личность, заставить плясать под свою дудку, быть довольным подачкой и тем, что начальственный гнев обошел стороной.

«Ух, пронесло!» — должен был воскликнуть я, хваля себя за ловкость и мечтая об обещанной грамоте.

Но, вопреки их расчетам, я не впечатлился.

Если бы со мной говорили как с равным, вполне возможно, я бы пошел на компромисс. Но старшие товарищи привыкли решать вопросы с позиции силы.

Придется немного скорректировать их поведение. Терять мне нечего, так что могу себе позволить игру на грани фола.

— За грамоту спасибо, — поблагодарил я. Начальственные губы скривились в довольных и снисходительных усмешках. — Но хотелось бы еще справедливости. — Теперь уже я позволил себе улыбку, а вот взгляды начальников стали колючими, словно пытались нанизать меня, как насекомое, на булавку.

Зрение не посадите, товарищи начальники, это я вам пока только клыки продемонстрировал.

— И какая же справедливость тебе нужна? — с вкрадчивостью более крупного хищника поинтересовался у меня подполковник.

— Понести наказание за преступление должны все четверо, — озвучил я свое требование.

— Чапыра, ты что, не мужик? — неприязненно спросил Храмцов, сразу заинтересовав меня своим выпадом. — Ну подрались из-за девчонки, с кем не бывает. Зачем портить жизнь более удачливому сопернику? Обиделся, что проиграл, и решил поквитаться таким образом? — с издевкой усмехнулся подполковник, в конце пристыдив: — Не по-мужски поступаешь.

«Интересная интерпретация событий и подача хороша», — мысленно поаплодировал я начальнику милиции.

— Ты что, решил засадить влюбленного мальчишку?! — вторил ему Ломакин, его слова также звучали как обвинение. — Уголовники запугали моего сына и избили так же, как тебя! Тебе этого мало?!

— Ваш сын не выглядел запуганным, когда весело запинывал меня вместе со своими подельниками. Его распирал азарт, а не страх с безнадегой, — парировал я.

— Наглая ложь! Мой сын пострадал не меньше тебя! Но в отличие от тебя он сейчас сидит в камере! Ты это считаешь справедливостью?! — процедил он через губу, нависнув надо мной своими тощими телесами.

— Чапыра, глупости не говори, — перехватил инициативу Храмцов, — избивали тебя трое грабителей. Именно такие показания дадут задержанные, — веско произнес он, напирая на меня с другой стороны. — А Ломакин такая же жертва преступления, как и ты, — добавил он раздраженно.

— То есть он будет проходить по делу потерпевшим? — уточнил я, стараясь не заржать, но все же парочка смешков проскочила. — А меня не хотите в подозреваемые перевести? Может, доведем ситуацию до абсурда? — предложил я. — Злой и опасный следователь прямо в центре города избил четырех мирных гопников. Давайте именно этот вариант дадим в сводку. — Я поднял вверх большой палец и заржал в голос.

— Молчать! — заглушил меня подполковник. — По сводке уже пошла информация о грабеже и трех задержанных. Так что ни к чему истерику здесь устраивать! Тебе старшие товарищи сказали, что делать, вот и исполняй, а не артачься!

Я посмотрел на старших товарищей. Ломакин пылал ненавистью, даже ноздри ходили ходуном, Свиридов так же, как и родственник, начал наливаться злобой, до этого он выказывал мне лишь свое презрение. Чуть дальше, заняв столы, тихо сидели Митрошин с Болотовым и, не отрываясь, смотрели на меня: Митрошин — неодобрительно, Болотов — с вялым интересом.

— А как же честь мундира? — поинтересовался я у старшего по званию. — Какой-то зарвавшийся мажор организовывает нападение на сотрудника вашего ведомства, а вас этот факт совершенно не возмущает. — Я добавил в голос грусти. — Вас не волнует судьба вашего коллеги, которого чуть не убили. Зато вы рьяно отстаиваете интересы организатора преступления. Как же так, Роман Александрович?

Лицо подполковника покраснело от гнева, в глазах полыхнула ярость.

— Какой организатор преступления? Кого чуть не убили? Что ты несешь?! — прокричал он.