Читаем Следопыт полностью

Баллы ничего не ответил, лишь с горечью подумал: «Неужели моего отца называют врагом народа. Он ведь никогда и никому не делал зла. Неужели и на комсомольском собрании будут говорить о том же?..»

После ужина он отправился в канцелярию колхоза. Там уже собрались все комсомольцы. Баллы показалось, что вид у многих ребят печален.

— Товарищи, почти все наши комсомольцы явились, — поднял указательный палец левой руки Реджеп и предложил начать собрание.

Баллы сидел в последних рядах, опустив голову. Избрали президиум. Когда объявили повестку дня, он словно очнулся и оглядел сидящих. «Какое же все-таки у меня есть дело?» — в который раз подумал он с удивлением. Дали слово Реджепу.

Выйдя из-за стола президиума, Реджеп приготовился говорить. В это время он кое-кому показался еще выше и кривее обычного. Говорить он был всегда мастер. А сейчас что-то медлит, переступая с ноги на ногу.

— Товарищи! Все вы слышали, что Мерген-ага бежал, а куда — неизвестно. Мы не знаем также: враг он или не враг, — сказал Реджеп и запнулся, словно забыв то, о чем следовало бы говорить дальше.

— Если бы Мерген им не был, власти бы твоего ага не собирались арестовать, — почти подпрыгнув с места, накинулся на Реджепа небольшого роста парень. — Ты говоришь так, как будто не знаешь, куда он ушел. А на самом деле это известно. За те снежные вершины ушел. И еще ты вроде бы сомневаешься, враг ли он, говоришь «Мерген-ага», «Мерген-ага». Ишь нашел себе «ага». А еще секретарь комсомола, какое ты имеешь право называть такого «ага». Если и дальше будешь этак зарываться, мы на этом же собрании можем поставить вопрос и о тебе самом, понятно?

— Просто вошло в привычку старшего человека по возрасту называть «ага», — оправдывался секретарь.

— Хоть он и старше тебя, но таких, повторяю, не называют «ага». Вопрос, по-моему, ясен. Ну-ка, секретарь, выкладывай свое соображение о Баллы. Может ли он, сын врага, состоять в рядах комсомола и трудиться в колхозе? Вот об этом и выскажись, — снова проговорил парень и сел на место.

Баллы был ровесником Реджепа. Ребята находились издавна в дружеских отношениях. Реджеп знал, как Баллы старается для колхоза, как умело пасет он колхозный скот. Вдруг взгляд его остановился на Баллы, но не надолго. Секретарь тут же отвернулся.

— Мое предложение, товарищи, понятно. Баллы надо исключить из комсомола, — как-то уныло проговорил он и сразу же сел на место.

В комнате стояла томительная тишина. Члены бюро отлично знали, что Баллы и хороший чабан, и просто душевный парень. Поэтому предложение секретаря было для них, как снег на голову. Никто не смел взглянуть на Баллы. Он тоже сидел, наклонив голову и сложив руки на коленях. Снова послышался голос Реджепа:

— У кого есть другие предложения?

Но в комнате опять тягучая тишина. Все сидели с опущенными глазами.

— Чего ты мешкаешь, если нет других предложений, ставь свое на голосование, — снова раздался грозный голос выступавшего.

Члены бюро недобро посмотрели на него.

Сидевший в президиуме незнакомый молодой человек попросил слова.

Реджеп не знал, как зовут гостя, но счел неудобным спрашивать его имя в присутствии всех. И сказал:

— Слово имеет представитель из района.

— Товарищи члены бюро, Баллы ваш односельчанин, ваш колхозник. Вы его знаете лучше нас. Если вы собираетесь исключить его из рядов комсомола, то надо говорить о причинах исключения, о недостатках его, о дурных поступках. Если это кому известно, выступите, расскажите.

Но никто не выступил.

— Может, кто хочет сказать о его положительных качествах?

Но все то же молчание.

И вдруг снова поднимается Реджеп.

— Товарищи, что верно, то верно, Баллы славный парень, отличный чабан, за хорошую работу колхоз его несколько раз премировал. К тому же он отличный следопыт, постоянно помогает заставе в поисках нарушителей границы. Комендатура не раз его награждала за это, — сказал он и, не находя больше слов, замолчал. Немного постоял и сел.

Снова поднялся представитель района:

— Если Баллы умелый чабан, хорошо помогает пограничникам в охране государственной границы, если не разделяет взглядов отца, вероятно, нет надобности исключать его из рядов комсомола, — проговорил он, оглядывая сидящих в комнате.

Члены бюро подняли головы и с радостным удивлением смотрели на незнакомого джигита. Но по-прежнему все молчали. Молчание снова нарушил Реджеп:

— Товарищи, я снимаю свое недавнее предложение. У кого есть какие новые соображения?

Снова длительное молчание.

Наконец, слово взял парень, сидевший в конце комнаты:

— Товарищи, Баллы отличный чабан, скромный товарищ, хороший комсомолец и с отцом не поддерживает отношений. Поэтому нельзя его исключать из рядов комсомола.

Баллы немного приподнял голову и, обернувшись, с удивлением посмотрел да говорившего.

Поручая овец Берды, Баллы обещал: «Завтра обязательно вернусь». Так оно и получилось. И Баллы до полудня пас стадо.

После обеда он сказал своему помощнику:

— Ты паси сам, а я пойлу на заставу. Сообщу Сухову и Иванову об отце. Вечером вернусь.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза