Следопыт Бероев

– Ну и?.. – поторопил Бероев.

Гена натужно, со свистом выпустил воздух, будто из продырявленных мехов.

– Смыло его, – коротко закончил он. – С концами, конечно. Штормяга в тот день на все «Лапти» разгулялся!

– Чего ж не сообщили?

– Затихарили. Прикинули: найти – не найдут. В Арктике мертвецы не всплывают. А вони бы пошло… И как я во всё это дался!

Моревой только что не простонал.

К пристани на Быковском мысу зачалились под вечер. Утром предстоял последний перегон – до Тикси.

Через десяток минут Гена вышел из капитанского кубрика – в кителе, в иссиня-чёрных, полощущихся по палубе клешах, фуражке, лихо заломленной козырьком назад. Чересчур лихо.

– Пошёл в посёлок. Пришвартуюсь к кому-никому, – объявил он.

Бероев и Вершинина, помнившие, как начиналось путешествие, беспокойно переглянулись.

– Во сколько с утра отчаливаем? – тонко подступился Олег.

– А вам, сволочам, не всё одно, когда тонуть? – Гена хохотнул. – Ништяк! Корешей грешных помяну. Сам гульну напоследок!

Он лихо скатился по трапу.

Догадливая Фёдоровна шмыгнула в кубрик. Вышла с пустой чекушкой:

– Заначил всё-таки. Теперь нажрётся!

– Нехитрое пророчество, – уныло согласился Бероев.

– Эва! Глянь-ка! – Фёдоровна подтолкнула Олега пухлым локтем.

По пристани приплясывающей лёгкой походкой, с рюкзаком, оттягивающим плечо, шла статная девушка – в оранжевой курточке на синтепоне.

– Ребята! Я снова с вами! – счастливо закричала Виталина. Взбежала по трапу, чмокнула с разгону Вершинину, втиснула рюкзак Бероеву. – Держи! Отвык, хамло, за дамкой ухаживать?!

Она скинула куртку, оставшись в тонком, обтягивающем джемперке, расшитом оленями. Олени мчались через полные груди вниз, к голому пупку. – А я, понимаете, сбежала! – сообщила Виталина. – Ждала-ждала своего горе-мужа. Аж спарилась в зимовье. А потом и вовсе радиограмма, что опять задерживаются. И тут как раз пароход до Быкова мыса подвернулся. А про вас из рыбсовхоза сообщили, что назад пошли. Ну я и!.. Ноги мои, ноги.

Вид у неё был совершенно безмятежный. Будто у школьницы, плохо выучившей урок, со страхом ждавшей строгого учителя. А он вдруг – бац! – и не явился.

– В общем, есть повод!

Она выудила из рюкзака бутылку портвейна «Три семёрки».

– Зимовщики на дорожку поднесли, – сообщила она.

– Не обматерили, что сбежала? – засомневался Бероев.

– Не-к-ка! Наоборот! Чего ты, говорят, вообще сюда припёрлась? Катись. Только коллектив разлагаешь!.. А то не разложила! Им метеозамеры всякие проводить, а они за мной ухлёстывают. Чуть не все мне в любви пообъяснялись! Главное, знают, что муж вот-вот… А всё равно чёрта лысого!

Она заново покатилась со смеха.

На лице Вершининой изобразилось что-то похожее на улыбку.

– Предупреждала я тебя, Олег! От судьбы не уйдешь.

– Как это? О чём? – Виталина зарделась.

Фёдоровна натужно распрямилась. Потёрла поясницу.

– А так что пошла я! Тоже своих делов на мысу вдосталь скопилось. Адресочек дали – кое-что уточнить. На берегу, должно, и заночую, – сообщила она. – Всё одно раньше восьми не стартуем. Так что – катер на вас!

– А как же?.. – Голос Виталины сделался придушенным.

– За хозяйку остаёшься. Где что взять – поди, помнишь.

Фёдоровна, уходя, ткнула рукой в сторону камбуза.

Бойкая Виталина притихла. Потерянно глянула на Бероева.

– Всё думала-думала. Аж все мозги издумала, – сообщила она. – Ну какая из меня геологиня! Может, на филфак ещё не поздно! Ведь даже названия если сравнить. Здесь – Чай-Тумыс, Сис-Кумах, Ыстыннах-Хочо тот же. Язык сломаешь. А там – Кузнецкий Мост, Полянка, Волхонка. В Третьяковке лет пять не была. Первым делом побегу. А после в «Прагу». Не в ресторан, а кафе внизу, с Арбата. Знаешь?

Олег кивнул.

– Солянка вкуснейшая. Вся Москва ломится. Правда, очередь на час-полтора. Ну и пусть себе!.. Даже если под дождём!

Она мечтательно прищурилась.

– Да и замуж! Думала, вот оно, выпало! А вот нет его, и оказалось – слава богу!.. Тебя всё вспоминала, – без перехода сообщила Виталина. Хихикнула. – Главное, было б чего вспоминать! А вот ведь кружится, кружится… Может, наколдовал кто.

Она через силу подняла глаза.

– Опять думаешь, что стерва?

Думать Олег уже не мог. Нетерпеливыми руками смял её лицо и потянул к себе пухлые, задрожавшие губы.

Фёдоровна вернулась на катер к семи. К девяти утра Бероев всерьёз забеспокоился. Самолёт на Москву ждали назавтра к вечеру, и до отлёта предстояло успеть многое.

Гена объявился ближе к десяти, без плаща и фуражки. По пристани шёл «противолодочным зигзагом», путаясь в заляпанных грязью клёшах. Дойдя до трапа, покачался, прицеливаясь.

Бероев бросился навстречу, но не успел – пришлось вытаскивать моремана из воды.

На себе взволок на судно, прислонил к борту.

– О! И шалава опять здесь! – лучезарно ощерился Гена. – Полный состав суда. Тут тебе и приговор, и палач. Как, ребята, если покаюсь? – Он вдруг опустился на колени.

Виталина, вскрикнув, отскочила, Вершинина, будто не слыша, стояла неподвижно, с бесстрастным лицом глядела куда-то поверх Моревого.

– Ишь какие сивиллы! – тяжко хмыкнул Гена. – Что ж, рубите без суда!