Говорят, ко всему человек привыкает. И правда это и неправда. До поры до времени долг и молодость, сознание и сила, соревнование с товарищами, законное желание порадовать людей и показать себя в наилучшем свете действуют безотказно. Но есть предел и выносливости. В последнее время Смолин стал с горечью замечать, что бегает без прежней легкости и скорости, быстро, через какие-нибудь пятнадцать километров преследования, начинает спотыкаться и тяжело дышать. Огрузнел крылатый следопыт. Набрался лет. Летят, летят в прошлое годы. Недавно Сашке Смолину было двадцать, а теперь за тридцать перевалило. Аргон, кажется, еще вчера щенком был, а сегодня у него серебристая холка и глаза по утрам закисают. Одиннадцать ему исполнилось, двенадцатый пошел. Пора списывать. Старик. И он тоже бегает без прежнего азарта. И на своих врагов бросается осмотрительно, осторожно. И уже не прорывается без всякого толчка извне былая жизнерадостность, озорство. Стал очень спокойным, уравновешенным, серьезным. Не томится, не скучает в одиночестве. Может часами лежать в своей будке и безучастно смотреть в одну точку. Скоро, очень скоро придется распрощаться друзьям. Страшно и подумать об этом.
Аргон ткнулся своим холодным, чуть влажным носом в руку Смолина: все, мол, передохнул, могу работать.
Следопыт тяжело вздохнул, потрепал холку собаки.
— Ну что ж, веди, если отдохнул. Ищи! След!
Аргон пригнул морду к самой земле, а след не берет. Опять фыркает, скулит, виновато поджимает хвост и беспомощно оглядывается на Смолина. В чем дело, псина? Потерял след? Нет. На росной траве даже в неясном свете утренних сумерек достаточно хорошо видны двойные отпечатки обуви нарушителей. Вероятно, след обработан какой-то химией.
Смолин опустился на корточки, понюхал отпечаток и сейчас же отдернул голову.
— Что такое, старшина? — спросил Боря Васильев. — Чего скривился, как середа на пятницу?
— Дело пахнет керосином! Слыхал такое отчаянное ругательство?
— Ну?
— Нарушители обработали следы керосином.
— Ну и что?
— Все! Аргон вышел из строя.
— Почему? Разве он не чует керосина?
— Чует. Слишком даже чует. И нос воротит. Раздражитель чересчур сильный, чересчур грубый. И опасный. Придется нам с тобой, Боря, исполнять собачьи обязанности. Держи! — Он передал солдату поводок. — Отойди с Аргоном подальше и наблюдай.
Включил электрический фонарик, пригнулся к самой земле и медленно, ориентируясь по слабым, еле видным отпечаткам, пошел вперед. В некоторых местах, на твердой земле отпечатков вовсе не было. Приходилось искать в разных направлениях.
А время шло. Нарушители отрывались все дальше и дальше.
Скорость преследования резко упала.
Рассвело. Всходило солнце. Просыпался и начинал свою утреннюю жизнь лес.
Смолин, против обыкновения, не слышал песен птиц, не видел красок нарождающегося дня. Не до того. Продвигался вперед со скоростью черепахи, а нарушители… Если такими темпами будет продолжаться преследование, нарушители на два-три часа раньше пограничников доберутся до железной дороги, сядут на поезд — и поминай как звали.
Послышался топот лошади. Смолин обернулся. В желто-зеленой лесной прорези показался белый конь. На нем лихо, чуть-чуть боком, с фуражкой набекрень, со спущенным на подбородок ремешком, как настоящий казак, сидел начальник заставы капитан Шавров. Подскакал к следопыту, круто, картинно осадил жеребца, так, что тот на дыбы взвился. Спрыгнул на землю и веселыми глазами посмотрел на следопыта.
— Ну как, старшина, все в порядке?
— Нет, товарищ капитан.
— Потеряли след?
— Нет. Стоим на следу, но…
— В чем же дело?
Огонь потух в глазах у капитана, а вместе с ним и веселость.
— В чем дело, старшина? — властно повторил он.
— Дело пахнет керосином.
— Бросьте балагурить. Отвечайте толком, что случилось.
— Нарушители обработали следы керосином. Аргон отказывается брать. Я вот вместо него работаю.
— Ну и ну! Смотрите, до чего додумался! Смех и грех.
— Ничего смешного в этом не вижу, товарищ капитан. Керосин, как вы знаете, чересчур сильный раздражитель для Аргона.
— Смотрите, пожалуйста, какой он у тебя нежный! Где воспитывался? В пансионе благородных девиц или в пограничном собачьем питомнике? Ладно, хватит дискутировать. Давай, ставь своего Аргона на след. Дорога каждая секунда.
— Слушаюсь, товарищ капитан. Я в точности выполню ваш приказ, но и предупреждаю: керосиновый запах очень опасен для собаки, можно сказать, губительный.
— Вот так новость сообщил! На всей границе всегда и везде опасно служить. Опасность — это повседневная жизнь пограничника. Неужели вы этого не усвоили до сих пор, старшина?
— Пропадет собака, товарищ капитан, А я и без нее задержу этих нарушителей.
Начальник заставы как будто дрогнул. Лицо утратило упрямство и решительность.
— Так время же идет, голова! Упустим врага.
— Вы не беспокойтесь, товарищ капитан. Я все сделаю как надо.
— Да как же мне не беспокоиться? Я собственной жизнью и честью отвечаю за охрану границы.
— И я, товарищ капитан!
— Так чего ж ты рассусоливаешь?