Следовать новым курсом

Греве судорожно сглотнул. Она была… великолепна. Совершенна. Неподражаема. Хотелось забыть обо всём и раствориться в её объятиях, на этих простынях…

– Дорогая, идёт война. Когда она закончится – обещаю, я вас разыщу. Если останусь в живых, разумеется. Не забывайте, нам предстоит миновать Сингапур, и вряд ли там забыли о наших недавних подвигах…

– Не смейте так говорить, мон шер ами! – женщина изобразила гнев. – И запомните: если вас ранят, искалечат – в этом мире есть женщина, готовая поддержать, позаботиться о вас в любом несчастии!

– Камилла, зачем вы говорите о несчастьях? До третьей склянки четверть часа, мне скоро надо на мостик. Передам командование «Луизой – Марией» шкиперу Девиллю, и – назад, на «Крейсер». Когда-то ещё мы увидимся, а потому – не будем терять времени попусту.

…блики, блики, блики – по стенам каюты, по подволоку, по смятым простыням и мокрой от пота, по возбуждающе-элегантным изгибам женской спины…

Барон Греве чувствовал себя не в своей тарелке. Угнетала необходимость быть… скажем так: не вполне искренним с Камиллой. Мало того: если рассуждать с точки зрения весьма негибких представлений о нравственности и чести, усвоенных отпрыском остзейского дворянского рода, то, что он делал сейчас, заслуживало всяческого осуждения. Признаем откровенно: скажи год назад кто-нибудь Карлуше Греве, что он способен на нечто подобное – молодой человек, ни секунды не раздумывая, залепил бы наглецу пощёчину. После чего – послал бы секундантов, полагая себя совершенно в своём праве.

Но что поделать, если война порой требует непростых поступков? Замысел капитан-лейтенанта Михайлова был проста: отпустить «Луизу-Марию» восвояси, предварительно убедив шкипера, мсье Девилля, что «Крейсер» намерен отправиться прямиком к Малаккскому проливу, чтобы миновать Сингапур и дальше, пройдя Формозу и, обогнув с юга Японские острова, следовать через пролив Лаперуза в порт Владивосток. Самим же, спустившись к югу до пятой параллели и обогнув по широкой дуге Цейлон, повернуть на запад, к берегам Африки.

Расчёт строился на том, что бельгиец, обиженный арестом судна и конфискацией груза, сразу по обретении долгожданной свободы отправится в ближайший британский порт – и там выложит всё, что знает о «Крейсере» и планах его командира! А знает он не так уж и мало. Недаром три последних дня офицеры клипера тщательно обрабатывали Девилля, следуя изощрённому плану, составленному старшим офицером – то тут обмолвка, то там намёк, то небрежно сложенный лист карты, «случайно» выложенный штурманским лейтенантом на стол в кают-компании (Девилля, как капитана, неизменно приглашали к общему столу). Эта иезуитская стратегия не могла не принести своих плодов, но для закрепления успеха требовалась убедительная деталь. Её-то и обеспечивал барон, проговариваясь будто невзначай, своей пассии о дальнейших планах командира «Крейсера».

Но – всё хорошее когда-то заканчивается. Затянув в рюмочку безупречно выглаженный китель (Лиззи постаралась), барон Греве в сопровождении Камиллы поднялся на мостик. Сухо поздоровался с Девиллем (бельгийца ещё утром переправили с клипера на «Луизу-Марию»), посетовал на истощение угольных ям (ничего, до Мадраса рукой подать, там и забункеруетесь). Задержался, наблюдая, как палубные матросы весело выхаживают шпиль. До мостика доносилось бодрое уханье, скрип канатов и дерева, отрывистые команды боцмана-фламандца.

«Если снова хочешь в гости к тётке Кэрри,
Так не мешкай, собирайся к тётке Кэрри,
Где цыплят своих бедовых кормит в море тётка Кэрри,
Прощай!»

Нехитрая песенка-шанти попадала в такт толчкам мозолистых рук, налегающих на вымбовки – толстые дубовые рычаги, вставленные окованными железом концами в решётчатый барабан кабестана:

«А когда утихнет буря – в гости к тётке Кэрри,
Через все водовороты – к тётке Кэрри,
Где цыплят своих бедовых кормит в море тётка Кэрри,
Прощай!»

Тяжёлый, увешанный снастями грота-рей, приспущенный по случаю недавней непогоды, медленно, рывками, пополз на своё прежнее место. Барон проводил его взглядом, сухо раскланялся с Девиллем и Камиллой – и направился к трапу, под которым ждала гичка с «Крейсера». Женщина осталась на мостике, и барон ещё раз восхитился такту этой женщины – ни слезинки, ни единой произнесённой с надрывом фразы, ни намёка на горечь расставания. Вежливо раскланяться, пожелать приятного путешествия и отвернуться, любуясь парящим в бездонной вышине альбатросом…