Следователь (основы теории и практики деятельности)

«Данный пример, – пишет автор, – указывает на то, что желание прокурора под любым предлогом отменить решение следователя зачастую настолько велико, что он игнорирует даже такую простую юридическую истину, что независимо от того, сколько людей имело мотив желать смерти покойного, никакого правового значения это не имеет, если смерть наступила в результате естественных причин»[519].

Конечно же, не зная досконально все детали описанного события, трудно судить об обоснованности данного вывода. Нам же представляется, что необходимость выдвижения и проверки версии о криминальном характере смерти Ч. в этой ситуации могла быть исключена лишь в единственном случае – при отсутствии малейших разумных сомнений в обоснованности заключения судебно-медицинской экспертизы о причинах смерти умершего и тщательного исследования сопутствующих и предшествующих ей обстоятельств (в том числе, возможно, и путем проведения соответствующих комплексных медико-криминалистических исследований)[520].

Как видно из изложенного выше, в правоприменительной практике далеко не исключены коллизии и прямые конфликты между органами следствия и прокурорами по многим принципиальным вопросам: от наличия в расследуемом деянии состава преступления в целом до доказанности обвинения отдельных привлеченных по нему фигурантов[521].

Это нам представляется вполне логичным и, можно сказать, диалектичным; в этом мы не усматриваем какого-либо противоречия с нашей позицией о прокуроре как руководителе всей системы уголовного преследования.

В конечном счете решение о направлении уголовного дела в суд, следовательно, о возбуждении в отношении лица (лиц), указанного в обвинительном заключении государственного обвинения, и вся ответственность за таковое принятое решение возложена не на следователя, а именно на прокурора.

Таким образом, вся деятельность прокурора на досудебных стадиях уголовного процесса направлена на обеспечение возможности для него формулирования против конкретного лица государственного обвинения в преступлении, в совершении которого это лицо законно и обоснованно изобличено в результате предварительного расследования.

Иными словами, деятельности прокурора, как и следователя, также присуща обвинительная позиция, с которой он изучает и разрешает поступившие ему от органов следствия (дознания) материалы уголовных дел; если есть основания, прокурор возбуждает по ним в отношении лица (лиц) государственное обвинение; нет – принимает по материалам другое входящее в его компетенцию процессуальное решение.

Обобщая вышеизложенное, скажем, что совершенно правильным в этой связи представляется мнение И. Л. Петрухина: «Прокурор не может претендовать на роль «четвертой» (надзирающей) власти. Он должен быть отнесен к исполнительной власти, а конкретнее – должен быть органом публичных преследований.

Именно в этом качестве он должен выступать не только в суде. но и при расследовании преступлений: не надзирать (обвинительная власть не может осуществлять надзор), а преследовать по закону»[522].

Государственное обвинение, повторим неоднократно уже отмечаемое, законное и обоснованное государственное обвинение – есть оптимальный результат возглавляемого прокурором уголовного преследования как направленной именно на его реализацию деятельности.

Ранее в ряде своих работ мы вслед за В. С. Зеленецким[523] обосновывали мнение, что возбуждение государственного обвинения является самостоятельной, принципиально ответственной стадией уголовного процесса, связующим звеном, «мостиком» между предварительным расследованием и судебным производством по уголовному делу. Далеко не все исследователи с таким подходом согласны.

Нынешний же статус прокурора сделал это положение по названным выше причинам, как представляется, бесспорным.

К слову, заметим, что еще по УПК РСФСР 1923 г. утверждение прокурором обвинительного заключения по делу, поступившему от органа, производившего расследование («краткой резолюцией на заключении»), именовалось в ст. 221 «преданием подследственного суду».

Мы всецело согласны со следующим утверждением В. С. Зеленецкого: воспринимая обвинение сформулированное следователем, «прокурор принимает соответствующее решение, которое по своей природе является актом возбуждения государственного обвинения против конкретного лица» (выделено нами – авт.)[524].

Нынешний же статус прокурора сделал это положение по названным выше причинам, как представляется, бесспорным.