Следователь по особо важным делам

Странно наблюдать таких людей. Очевидная истина отступает у. них на второй план. На первом-своё место.

Кресло. Не дай бог оно покачнётся! Соображения общего дела, вреда или пользы для общества улетучиваются как утренний туман. Конечно, за грубую ошибку в расследовании дела Залесской его по голове не погладят. И я чувствовал: будь это в его власти, он попытался бы оставить все так, как было до меня, Ещё одно огорчение ждало в Барнауле. Чисто человеческого порядка. Я сорвал Серафиме Карповне отпуск. Полтора года она уже не отдыхала. Встретились мы с Ищенко очень тепло.

— Поработаем, Серафима Карловна? —

— Надо поработать. Яшин тут был, и, когда уехал, я поняла: надо ждать вас. Как все обернулось, а?

— Теперь дело за нами. Да, задал нам Вячеслав Сергеевич задачку!

— Интересный человек. Мы с ним в Крылатое ездили.

Осматривали место происшествия. Все сокрушался, что погода плохая. Там, в районе, оказывается, есть интересные развалины храма какого-то. Древнего. Очень хотел посмотреть… Как и вы, любит по радио серьёзную музыку слушать. — Я улыбнулся. Запомнила мою привязанность. — И ещё беседовал со мной журналист из Москвы. Вы уехали, а он снова вернулся. Все спрашивал, как дело идёт.

— А вы?

— Говорю, разглашать не имею права. Тогда он насчёт Надежды Максимовны. Я ему: это, мол, сугубо личное дело товарища следователя и неприлично вроде бы этим интересоваться. А он шуточкой: вы же, говорит, интересуетесь личным. Я ему в ответ: нас государство обязало. И то, когда касается преступления…

— Между прочим, письмо в редакцию написал отец Залесского.

Серафима Карповна покачала головой:

— Странно. Сам адвокат. Знает отлично, как ведётся расследование. Правда, теперь другой оборот. Как узнает, что убийство… Или пока будем держать это в секрете?

— Нет. Я считаю-лучше пусть убийца узнает, что мы расследуем не самоубийство. Он, возможно, начнёт действовать. Во всяком случае, чем-нибудь проявит себя. А нам только не теряться…

— Да, знаете, Валерий Залесский приезжал…

— Сколько он пробыл и где?

— Говорят, в Североозерске болтался. Дня три. В Крылатое заглянул на несколько часов.

— Это было после Яшина?

— Нет, до него.

— С кем он общался?

— С Коломойцевым. Вместе на кладбище сходили, на могилу Ани.

— Конечно, жаль, что я его не застал. Интересно было взглянуть и поговорить…

— Может, вызовем его?

Я задумался.

— Не знаю, Серафима Карповна, как лучше. При теперешнем-то раскл,аде… У него алиби… — Ищанко смотрела на меня выжидающе. — А как вы считаете?

— Тоже не знаю, Игорь Андреевич, — призналась она. — Разговор с ним, по-моему, не помешает. Познакомитесь…

— Ну хорошо, вызовем, — согласился я,

— А какие будут мне указания?

— Опять проверки, запросы…

— Ясно, — кивнула Ищенко.

…Начал я с того, что получил справку из гидрометеостанции района. В ней говорилось: «По данным ЗГМО Североозерск на территории Североозерского района с 20 ч.

8 июля по 04 ч. 9 июля наблюдалась следующая погода: переменная облачность, кратковременные осадки, температура воздуха составляла +20 минимум, + 24 максимум, максимальная скорость ветра 16 м/с. (8 баллов), количество осадков 18 мм. Отмечалась гроза в 21 ч 09 мин. До 22 ч 46 мин 8 июля шёл ливневый дождь. В селе Крылатом станции наблюдения не имеется».

В переводе на обыденную речь, в Североозерске в тот вечер было душно, хлестал дождь. Обычно здесь дует непрестанно (3-5 метров в секунду), а в ту ночь налетали порывы приличной силы…

Когда я прибыл в совхоз, то сразу понял, что молва обогнала меня. Появление здесь Яшина сделало своё дело.

Мой добрый знакомый Савелий Фомич встретил меня, как своего. Желая отблагодарить старика за проявляемую заботу, я в первый же вечер выставил бутылочку «Степнои украинской», прихваченную специально из Москвы. Она была вроде и крепкой, но слабее водки.

Честно говоря, за радение и внимание старика не угостить его, наконец, становилось неприличным. Ещё и потому, что сторож не раз намекал о своей непричастности к алкогольной братии, но в охотку, говаривал он, «не пьют только куры да те, кому не подносят».

Я ему «поднёс», чем крепко угодил. Дело было не в том, что Савелий Фомич не имел возможности истратить на себя трёшку. Тронуло старика то, что столичный человек, в его представлении по рангу едва ли не один из самых главных, помнил о нем и проявил внимание.

Когда я торжественно поставил на стол бутылку, купленную в последнюю минуту в каком-то магазинчике по пути в аэропорт, у сторожа чуть не выступили на глазах слезы. Он с трепетом взял настойку обеими руками и благоговейно прочёл: «Московский ликеро-водочньш завод».

И поставил её на место, как нежнейшее изделие из тончайшего стекла.

— Московский розлнв, — покачал он головой.

Савелий Фомич отлучился и вскоре вернулся с хозяйственной сумкой. Я понял, что столичный презент он хочет отпробовать со мной.

Мы наслаждались тушёным кроликом, пили, закусывая Солёными помидорами, от которых ломило зубы. Они были холодные и пряные.