Следователь по особо важным делам

— Не беспокойтесь, Игорь Андреич, — показал он на горло. — От холодной закуски, когда потребляете крепкое, никакая лихоманка не прицепится. Поверьте старику.

— Будем надеяться… А кролик знатный.

—Моя старуха стряпала… У них, сердешних, — ткнул он в коричневую тушку, — мясо обыкновенно сладкое. Его, выходит, надо сперва в уксусе подержать, сдобрить чесноком, перчиком. Тогда настоящая еда получается. Моя старуха здорово научилась их обрабатывать.

— Действительно вкусно. Моя мать тоже хорошо их жарит. Уксус, правда, льёт прямо в котёл. Но этот-лучше.

Савелий Фомич крякнул, довольный. И выходило у нас все отлично: я ему потрафил, и он не ударил лицом в грязь, Где-то на середине —трапезы я спросил:

— А вы не помните, Савелий Фомич, в тот вечер, накануне, перед тем, как нашли Залесскую, какая пог.ода была?

— Это в ночь-то, когда Аню убили?

Он сказал «убили» как давно известную всем истину.

— Да.

— Как же, припоминаю. Кажись, гроза была. А в ту пору, как назло, перед косовицей кажный вечер нагоняло дождь. Днём парит, а к ночи обязательно льёт, Озимые полегли порядком. Хлеб шибко соломистый был. Наши выдумывали всякие штучки-дрючки к комбайнам, чтоб подегше убирать было.

— А именно в ночь с восьмого на девятое июля?

— Была, была гроза. Как услышал, что с воспитательницей такая финтимония приключилась, я, конечно, туды.

Лужи ещё не все просохли. Стало быть, дождь пролился порядочный.

— А в котором часу, не помните?

— Не. Часы не запомнил. Врать не хочу.

— А что говорят теперь в Крылатом?

— Я бабские разговоры не слушаю,

— Но ведь слухи ходят?

— На то и слухи, чтоб ходить, — ответил он уклончиво.

— Что именно?

— Из нашинских, говорят, никто не мог такое злодейство сотворить. Никак чужой кто. Что на заработки приезжали…

Больше я от него никакой информации не добился. Мы заговорили обо всякой всячине. В совхозе каких-либо заметных событий не произошло. Все лица, знакомые мне, находились на месте. Мария Завражная ждала ребёнка.

Завклубом, киномеханик Ципов, получил отсрочку от призыва в армию по случаю болезни матери, так как являлся единственной её опорой. Коломойцев помял машину и слесарил в гараже, потому что лишился на год водительских прав за вождение «под мухой». У Емельяна Захаровича родился третий внук. Участковый инспектор Линёв соорудил в доме неслыханную вещь-водяное отопление, работающее на солярке. Доселе невиданное новшество вызвало массу толков. Савелий Фомин объявил затею непутёвой, считая надёжней старый, испытанный уголёк. «Копотно, хлопотно, зато верно», — сказал он.

Мы с честью прикончили кролика. Помидоры я просил Савелия Фомича забрать: больно перчённые, не навредили бы моим миндалинам.

— А вы травкой не пробовали? — спросил старик.

— Травкой нет, — сказал я.

— Может, лучше нынешней химии… Тут у нас одна кудесница есть, Матюшина Евдекия Дмитриевна. Не слыхивали? Коломойцев у ей на постое. Бабка умелая. От прострелов, колик, удушья врачует. Любую хворь снимает.

Сама свои корешки да листики собирает.

— Запущена у меня болезнь, Савелий Фомич. Только хирург и поможет. Или же сам, закаливанием…

— Попробуйте, Игорь Андреевич. Попытка не пытка.

Худа не будет. А полегчает-за вами пузырёк. — Он засмеялся. — Это я шуткую, конечно. А к бабке Евдокии советую обратиться. Она вон нашего кузнеца, покойника Егора Игнатьевича, лечила. От запоев. Или взять конюха Илью Петровича, царство ему небесное, радикулит как рукой сняла… Брат мой, он в прошлом году помер, только и держался на её настоечках…

— Я, Савелий Фомич, ещё пожить хочу, — прервал я старика с улыбкой.

Он хмыкнул и засмеялся:

— Так эти все по годам померли. — Он ещё раз крякнул. — По старости…

На том наша посиделка и кончилась.

Утром я зашёл к директору совхоза. Емельян Захарович вышел из-за стола навстречу. Его крупный торс облегал толстый свитер домашней вязки. Он сильно прихрамывал, хотя и старался скрыть это.

— Приветствую вас, дорогой Игорь Андреевич, приветствую. Хоть и случай привёл вас опять сюда совсем не радостный. Видите, как обернулось? До чего вы докопались…

— Между прочим, не без вашего участия.

— Какое моё участие, — отмахнулся он. — Присаживайтесь.

Мурзин проковылял на своё место. И я совершенно автоматически спросил:

— Ну как здоровье? — И с опозданием понял, что спрашивать не стоило. Нога его беспокоила сильнее прежнего, это можно было заметить сразу.

— Ничего, спасибо, — ответил он. Не очень весело. — Единственное утешение, что не конь. — Он похлопал по больной ноге: — С такой штукой на работе держат только людей…

Ещё я обратил внимание, что на затылке у Емельяна Захаровича серебрился едва заметный пушок. Обычно его голова была тщательно выбрита. Что это, усталость? Да, вид у Мурзина не очень бодрый…