Следователь

…Дело было даже не в том, что следователь видел (хотя местность вокруг была необычайно красива), а в том, что он чувствовал. Это было невероятно, невозможно, это не укладывалось в голове и, в то же самое время, казалось самым естественным из всего, что только может быть.

Не то, чтобы Фигаро смотрел на мир как-то иначе, нет. Само по себе восприятие не изменилось, но с него словно содрали годами нараставший нагар. Как будто следователь всю жизнь прожил, едва видя одним глазом, а потом ему вернули зрение, и он увидел мир таким, каков он есть.

Можно было пойти, и окунуться в озеро, можно было пройтись по лесу, а можно было просто сидеть, часами глазея на облака и пожевывая соломинку. Разницы между этими действиями не было никакой, как не было ее между Фигаро и камнем у дороги. Мир стал единым.

Но самое главное — все мысли, сражавшиеся в голове следователя за право на пару минут стать единственной реальностью, вдруг куда-то исчезли, а вместе с ними и все мировые проблемы пополам с мировой же скорбью. Фигаро превратился в наполненный сияющей радостью воздушный шарик, который, казалось, в любую минуту может оторваться от земли и полететь к пузатым белым облачкам, лениво плывущим по небу. Это было невероятно, потрясающе, но одновременно пугало, потому что следователь вдруг понял: это невероятное счастье — единственно нормальное состояние человеческой души, а то, что он испытывает день за днем в своей повседневной жизни ничем, в принципе, не отличается от тяжелого малярийного бреда, к которому он привык настолько, что просто перестал его замечать, как со временем перестаешь замечать тиканье часов.

И как только он это понял, все вдруг закончилось.

Горы исчезли. Небо погасло, лес и озеро сверкнули и пропали. Вокруг снова появилась камера строгой изоляции тудымского Инквизитория, тускло тлеющая лампа на потолке и стальной стул, прикрученный к полу.

Следователь дико вытаращился на лису, не в силах произнести ни слова. Другая грустно улыбнулась и кивнула: вот, мол, как-то так оно все, приятель.

Пару минут в камере стояла полная тишина. Затем Фигаро тяжело поднялся с пола, отряхнул брюки и спросил:

— Что это было?

— Горы Син. Это недалеко от Великой Стены, немного южнее провинции Син-О. Время — прошлое лето.

— Я не о том… А, кстати: это была иллюзия?

— Иллюзия? — она явно удивилась. — Нет, конечно. Посмотрите, у Вас на ботинках еще осталась трава.

— Что? Ах, да, точно. Но ты же сама сказала, что это было прошлое лето.

— Все было по-настоящему, Фигаро, — лиса усмехнулась. Просто Вы спросили, кто я такая. Я показала Вам. Так я живу. Так я чувствую и воспринимаю этот мир. И все его места и времена — со мной. Тысяча тысяч слов не скажут Вам столько, сколько сказали эти две минуты… Вам нехорошо?

— Я… Нет. — Фигаро рассеяно дернул себя за пуговицу плаща. — Мне просто надо побыть одному. Прийти в себя.

— О! Вам не понравилось?

— Понравилось. Слишком понравилось. В этом-то и проблема.

Время: 09.10. (Закат в 17. 03)

Рассвело.

Фигаро трясущимися руками пошарил по карманам, но, как назло, не нашел даже огрызка сигары. Пришлось довольствоваться сигаретой, выклянченной у какого-то младшего презиратора, отирающегося у черной лестницы.

Похоже, Логос не шутил насчет возможности применения «Пожара». Во дворе Инквизитория к этому времени находилось уже около десятка агентов ОСП, разворачивающих сложнейшее колдовское оборудование, назначения которого Фигаро не знал, и знать не хотел. Кто-то поставил над зданием купол климат-контроля, но, похоже, перемудрил с настройками и теперь во дворе было жарко, как в бане.

Следователь снял плащ, расстегнул пиджак и уже серьезно задумывался насчет того чтобы раздеться до трусов, когда к нему подошел Логос. Презиратор выглядел усталым, но довольным: он подмигнул Фигаро и протянул ему большой бумажный сверток.

— Вот, держите. Это не подарок, не думайте — с Вас два империала.

— Ого! А это что вообще?

— Табак, Фигаро. Прекрасный индийский табак, только что из Дели. Там есть хорошая лавка, я там постоянно отовариваюсь.

— Послушайте, я даже не знаю, как Вас и благодарить! — следователь потянулся за кошельком. — А какой запах! Кстати, а что Вы делали в Индии?

— Если бы только в Индии… За прошедший час меня дважды «блицали» за Великую Стену, один раз в Дели и дважды — в столицу. Это с учетом того, что я ненавижу этот способ перемещения и всячески отмазываюсь от него, буде таковая возможность есть… Но что с Вами случилось? Вы выглядите так, будто Вас переехал паровоз.

Фигаро вкратце рассказал о своей беседе с Па-Фу, стараясь не вдаваться в подробности пережитого в горах Син. Он все еще не мог понять, было ли это галлюцинацией или чем-то иным. После того, что заставила его пережить Другая, окружающая реальность казалась бездарной картинкой, намалеванной пьяным живописцем-самоучкой. Это пугало следователя и заставляло задумываться о вещах, совершенно не относящихся к делу. А дело не ждало — часики тикали.