Следователи Петра Великого

Процесс над М. И. Волконским еще не завершился, когда Петр I определил Богдана Григорьевича в качестве асессора в состав одной из проектируемых новых «майорских» канцелярий^{806}. Презусом канцелярии предполагался батальонный командир Преображенского полка майор князь Г. Д. Юсупов, асессорами, помимо Богдана Скорнякова-Писарева, — командир 2-й роты того же полка капитан С. Б. Федоров и поручик 9-й роты И. И. Бибиков. Формальное основание следственной канцелярии Григория Юсупова (и еще шести «майорских» канцелярий) состоялось 9 декабря 1717 года, в самый день расстрела князя М. И. Волконского.

В тот же день, как уже говорилось, Григорий Юсупов получил на руки подписанный Петром I типовой наказ, адресованный «господину маеору князю Юсупову, капитанам Федорову и Богдану Писареву и поручику Бибикову». В качестве приложения к наказу перечислялись три уголовных дела, передававшиеся в ее производство^{807} (прежде обозначенные государем как «бахмуцкое»). Основным фигурантом «бахмуцкого дела» стал комендант города Бахмута князь Д. А. Кольцов-Масальский, обвиненный в казнокрадстве и злоупотреблениях должностными полномочиями.

Десять дней спустя, 19 декабря, Г. Д. Юсупов затребовал у Правительствующего сената для своей канцелярии дьяка и подьячих, мебель, канцелярские принадлежности, а также кандалы для подследственных, которых предстояло взять под стражу («для колодников железа»)^{808}.

Сведений о конкретных следственных действиях, которые предпринял Богдан Скорняков-Писарев в качестве асессора канцелярии князя Юсупова, выявить к настоящему времени не удалось. Тем более что пребывание Богдана Григорьевича в следователях канцелярии Юсупова не затянулось.

5 января 1719 года Петр I подписал указ, согласно которому гвардии капитану Б. Г. Скорнякову-Писареву надлежало отправиться в Астрахань, где самостоятельно произвести следствие о должностных злоупотреблениях группы офицеров местного гарнизона во главе с обер-комендантом гвардии поручиком М. И. Чириковым^{809}, информация о которых поступила к царю от «доносителя» Михаила Смирнова. В первых строках указа грозно предписывалось: «Ехать тебе в Астрахань и там против данных тебе доношений о преступлениях астраханскова каменданта Михаила Чирикова и полковников… также о худых поступках порутчиков… розыскать подлинно, не маня никому, ниже посягая на кого…»

Богдану Григорьевичу надлежало отстранить обер-коменданта от должности, арестовать его, провести необходимые следственные действия, а затем, в случае подтверждения обвинений, этапировать подследственных и свидетелей в Санкт-Петербург. Иными словами, Богдан Скорняков-Писарев возглавил особую следственную канцелярию^{810}.

Прибыв в Астрахань 12 марта 1719 года, гвардии капитан в короткий срок сумел прояснить картину криминальных деяний местных военных администраторов. Масштаб развернутых Богданом Григорьевичем следственных действий был таков, что одних только свидетелей он допросил около ста человек^{811}.

Уже в доношении от 29 апреля Богдан Григорьевич информировал царя о шести пунктах обвинений во взяточничестве и злоупотреблении должностными полномочиями, в которых изобличался обер-комендант Михаил Чириков^{812}. Одних только взяток обер-комендант набрал на внушительную сумму в 2135 рублей.

Наряду с этим, как было установлено следствием, Чириков организовал контрабандную торговлю порохом, свинцом и охотничьими птицами, незаконно зачислил в астраханский гарнизон 138 стрелецких детей, беглых крестьян и дезертиров, занимался фальшивыми подрядами, да еще и расхищал рыбу из государственных запасов.

В частности, Богдан Скорняков-Писарев сумел уличить М. И. Чирикова в получении в 1713 году крупной взятки в 200 рублей от коменданта города Черного Яра[153] Михаила Бакунина. Взятка была вручена обер-коменданту при посредничестве некоего Якова Епанчина за освобождение М. Бакунина от ответственности за хищение провианта. Ознакомившись с добытыми следствием доказательствами, Михаил Чириков дал по отмеченному эпизоду признательные показания^{813}.

Что касается иных подозреваемых по «астраханскому делу», то они оказались повинны лишь в грубом нарушении воинской дисциплины и в ненадлежащем бытовом поведении. Так, поручик флота Иван Кожин был уличен в непринятии мер по предотвращению массовой драки, которые его подчиненные устроили с гарнизонными солдатами, а также в «блудном» сожительстве с женой полкового лекаря[154]. Кроме того, на Святки поручик ездил славить «в домы астраханских обывателей на верблюдах и на свиньях»^{814}.