Следствие не закончено

И стоит Федор Васильевич перед Торопчиным, смотрит на него, а глаза пустые, видят только прошедшее, страшное своей невозвратимостью.

— Ты что, Федор? — опустив руку, встревоженно спросил Иван Григорьевич.

Бубенцов свел плечи, втянул голову, как человек, ожидающий удара.

Произнес очень тихо:

— Да… Худо получилось, Иван Григорьевич… Очень худо. Я ведь на тебя заявление написал. В райком партии. Прямо вопрос поставил — или Торопчин, или я… А вместе нам с тобой в колхозе не работать.

3

Верно сказала Марья Николаевна Коренкова, когда услышала про ссору Торопчина с Бубенцовым у конюшни: «Тут дело не в сеялках. Может быть, только канавка пролегла между руководителями нашими, а некоторые люди овраг из нее хотят вырыть. Своего-то голоса нет, так Бубенцову подпевают».

Действительно, немало уже было в колхозе людей, целиком оправдывавших все поступки Бубенцова. Даже некоторые из тех, кто на себе испытал тяжелый и властный характер нового председателя, больше того, даже тот, кто жалобу на него писал, — быстренько перестроились.

Ошиблись, дескать, не оценили Федора Васильевича. И то сказать — пуд соли надо с человеком съесть, пока до сути доберешься.

Зажиточность — сытая, спокойная жизнь. Ну чего еще человеку надо? Почему это мы должны беспокоиться за весь район? Ведь у каждого своя голова на плечах и две руки на придачу.

Все село облетела фраза Бубенцова, сказанная им после того, как были подведены итоги сева:

— Если осенью по четыре килограмма на трудодень своим колхозникам не отвешу, сам с себя сниму все ордена. И премии за урожайность у меня все получат, кто заслужил. До последнего килограмма с людьми рассчитаюсь, не как в прошлые годы.

Разве не порадовало колхозников такое обещание? Тем более, что все уже знали: у кого слово — олово, а у Бубенцова — чугун.

— То — руководитель!

— С таким не пропадем!

А тут еще и свет к осени обещает дать.

И даст! Не такой человек чтобы понапрасну стал бахвалиться. Светлая жизнь будет!

Конечно, кто поумнее был и не по макушкам глазами шарил, тот и понимал поглубже и высказывался правильнее.

Разве плохо, например, сказала Дуся Самсонова в ответ на обещание председателя:

— Хлеб по четыре килограмма осенью мне не Бубенцов даст, а завхоз Кочетков да кладовщик отвесят. Они ведь колхозный хлеб и государству повезут и по нашим чувалам будут рассыпать. А мое дело пустяковое — дать с каждого гектара по восемнадцать центнеров, как звено наше обещало дорогому правительству. Ну, а если не выполню свое обязательство, ордена с себя снять я не могу, потому что у меня только одна медаль, но стыдно мне, очень стыдно будет хорошим людям в глаза смотреть.

А Брежнев, бригадир знаменитый, как высказался?.. Можно сказать, целую притчу привел. Любил Андриан Кузьмич выражаться цветисто и в разговоре заходить издалека. Иногда такого словесного тумана напустит, что услышит человек слова бригадира среди дня, а до сути сказанного доберется только к вечеру.

— Вот есть не так далеко от колхоза нашего город. Сейчас Мичуринск, а раньше назывался некрасиво — Козлов. В городе существует кладбище. А на кладбище — памятник. Думается, больше полтыщи пудов хорошего камня на него пошло. Памятнику этому нынче семьдесят четыре года стукнуло. Так вот я и посоветовал бы председателю колхоза нашего побывать в городе Мичуринске, зайти на кладбище и на том памятнике надпись прочитать. А написано там золотыми буквами такое: «Здесь покоится тело раба божия — потомственного почетного гражданина и великого друга страждущего человечества козловского купца Василия Спиридоновича Токмакова. Жития же его было восемьдесят шесть лет».

— Ага, правильно, — поддакнул Брежневу всегда с почтением прислушивающийся к его словам другой бригадир, Александр Камынин.

— Что правильно, милый? — ласково спросил у Камынина Андриан Кузьмич.

— Ну, значит, написано, так сказать, не пустяки. И житие указано и вообще, — Камынин, конечно, не понял, какое отношение имеет купеческий памятник к Бубенцову, а поддакнул просто так, для приятности.

— Эх ты, пескарь! — укорил своего собеседника Андриан Кузьмич. — Уж очень вы, такие, легко с красивыми словами соглашаетесь. Нет чтобы подумать, а какое тут рассуждение прячется? Это купцу Токмакову простительно пытаться на чужих пятаках в рай въехать. А Бубенцову… что это значит: «я дам», «у меня премию получат», «я гидростанцию пущу»? А мы-то с тобой в колхозе — кто? Такие же, как на конюшне стоят, что ли? А партийная организация наша разве мало трудов положила? А государство нам не помогло?

К сожалению, слов Брежнева, Самсоновой да и других передовых колхозников Бубенцов не слышал. А если и слышал, — может быть, и передали люди, — вряд ли надолго задумался Федор Васильевич над такими словами.

Упрямец как кот — неверная животина: кто его погладил по шерстке, тот ему и друг, тому он и мурлычет.

4

Иван Данилович Шаталов посетил Бубенцова очень рано утром на другой день после прихода Торопчина.

Вошел в избу, огляделся, сказал зычно и приветливо:

— Хозяюшке почет!