Следствие по делу Воланда

Слово «впоследствии» повторяется еще раз и довольно скоро в той же главе, чтобы читатель обратил на него внимание. Повторяется же оно еще раз, когда тот впервые знакомится с неизвестным консультантом (Воландом): «Впоследствии, когда, откровенно говоря, было уже поздно, разные учреждения представили свои сводки с описанием этого человека. Сличение их не может не вызвать изумления. Так, в первой из них сказано, что человек этот был маленького роста, зубы имел золотые и хромал на правую ногу. Во второй – что человек был росту громадного, коронки имел платиновые, хромал на левую ногу. Третья лаконически сообщает, что особых примет у человека не было», а затем заключается следующее: «Приходится признать, что ни одна из этих сводок никуда не годится». Ни одно из приведенных описаний Воланда Ивана не удовлетворило, и, поскольку тот сам лично его видел, автор приводит собственное описание неизвестного: «Раньше всего: ни на какую ногу описываемый не хромал, и росту был не маленького и не громадного, а просто высокого. Что касается зубов, то с левой стороны у него были платиновые коронки, а с правой – золотые». И как же тут было не удержаться и не дополнить описание Воланда собственными воспоминаниями? Ведь никого, кроме него и Берлиоза, там не было: «Он был в дорогом сером костюме, в заграничных, в цвет костюма, туфлях. Серый берет он лихо заломил на ухо, под мышкой нес трость с черным набалдашником в виде головы пуделя. По виду – лет сорока с лишним. Рот какой-то кривой. Выбрит гладко. Брюнет. Правый глаз черный, левый почему-то зеленый. Брови черные, но одна выше другой. Словом – иностранец». Словом, запомнился ему иностранец полностью. Особенно примечательно это замечание автора: «Рот какой-то кривой». Не похоже ли оно на высказывание поэта, на которого «иностранец с первых же слов произвел отвратительное впечатление»?

Из того, что автором приводятся три сводки с описанием сатаны, следует, что после ухода Воланда из Москвы началось следствие, пытавшееся разобраться во всей чертовщине, какая творилась в городе. Оно началось даже гораздо раньше – и во время пребывания Воланда в Москве. Но, хотя преступников нужно искать по горячим следам, разобраться во всем все же лучше удается только после того, как все закончилось. Автор в эпилоге пишет, «что в течение долгого времени по всей столице шел тяжелый гул самых невероятных слухов, очень быстро перекинувшихся и в отдаленные и глухие места провинции», и что «шепот «нечистая сила…» слышался в очередях, стоявших у молочных, в трамваях, в магазинах, в квартирах, в кухнях, в поездах, и дачных и дальнего следования, на станциях и полустанках, на дачах и на пляжах», то есть везде. Эти слухи и постарался внести в свой роман Иван. Достаточно привести некоторые из них:

«И тут случилось, как утверждал впоследствии председатель, чудо: пачка сама вползла к нему в портфель» (гл. 9);

«Через пять минут жильцы дома, находившиеся во дворе, видели, как председатель в сопровождении еще двух лиц проследовал прямо к воротам дома. Рассказывали, что на Никаноре Ивановиче лица не было, что он пошатывался, проходя, как пьяный, и что-то бормотал» (гл. 9);

«Да, говорят, что и до сих пор критик Латунский бледнеет, вспоминая этот страшный вечер, и до сих пор с благоговением произносит имя Берлиоза» (гл. 21);

«В то время как на Садовой послышались пугающие сердце колокольные удары на быстро несущихся со всех частей города красных длинных машинах, мечущиеся во дворе люди видели, как вместе с дымом из окна пятого этажа вылетели три темных, как показалось, мужских силуэта и один силуэт обнаженной женщины» (гл. 27);

«Потом уж очевидцы, присутствующие при начале пожара в торгсине на Смоленском, рассказывали, что будто бы оба хулигана взлетели вверх под потолок и там будто бы лопнули оба, как воздушные детские шары» (гл. 28).

А вот как, например, автор знакомит нас с Аркадием Аполлоновичем Семплеяровым, который был в театре Варьете во время сеанса черной магии: «Аркадий Аполлонович помещался в ложе с двумя дамами: пожилой, дорого и модно одетой, и другой – молоденькой и хорошенькой, одетой попроще. Первая из них, как вскоре выяснилось при составлении протокола, была супругой Аркадия Аполлоновича, а вторая – дальней родственницей его, начинающей и подающей надежды актрисой» (гл. 12). Видно же, причем очень сильно, что автор писал свой текст с помощью данных следствия по делу Воланда или под прямым их влиянием!