Следствие по делу Воланда

По всей видимости, именно благодаря инфернальному лунатизму были написаны московские главы второй части романа. Заключительная часть эпилога посвящена описанию одной из прогулок профессора Ивана Николаевича Понырева в весеннее праздничное (то есть пасхальное) полнолуние. Личная встреча с сатаною не повлияла на его веру в потусторонний мир нечистой силы, существование которой подтвердил его сосед Мастер: «Ивану Николаевичу все известно, он все знает и понимает. Он знает, что в молодости он стал жертвой преступных гипнотизеров, лечился после этого и вылечился». И, тем не менее, он стал заложником луны: «Но знает он также, что кое с чем он совладать не может. Не может он совладать с этим весенним полнолунием. Лишь только оно начинает приближаться, лишь только начинает разрастаться и наливаться золотом светило, которое когда-то висело выше двух пятисвечий, становится Иван Николаевич беспокоен, нервничает, теряет аппетит и сон, дожидается, пока созреет луна. И когда наступает полнолуние, ничто не удержит Ивана Николаевича дома. Под вечер он выходит и идет на Патриаршие пруды». Инфернальный лунатизм, таким образом, поглотил его память не слабее, чем память Мастера. Правдивый Повествователь трижды повторяет молитвенную фразу Пилата: «Боги, боги мои!», которую невольно произносит сам Мастер. И с этой же фразой на устах предстает нам Иван в эпилоге.

Ясно, что подобные явления имеют не естественный, а инфернальный характер, что их источником может быть только нечистая сила (хотя бы потому, что в романе другой потусторонней силы нет). Поэтому можно допустить, что Иван написал большее число московских глав второй части романа на основе подобных сновидений. Московские главы второй части романа – это сплошная ночь и полная луна, и вся эта история с Маргаритой ему просто пригрезилась. А не сообщил он это читателю, чтобы тот не догадался, кто автор «Мастера и Маргариты», потому что Правдивый Повествователь, как мы видим, скрывает свое имя и не хочет открываться читателю. Он сделал все возможное, чтобы отделить себя от самого себя, будто Иван Бездомный – это не он, а призрак сновидения.

Раз вторая часть романа – сплошной лунный сон, то она приобретает и соответствующий лунный характер, характер некоторого сказочного повествования. Лидия Марковна Яновская проводит характерное различие двух частей книги Михаила Булгакова: «Они очень по-разному написаны, эти две части романа. Стиль части первой почти реалистичен, несмотря на то, что фантастика здесь начинается с первых же страниц – с появления дьявола в Москве и скрещения эпох, разделенных двумя тысячелетиями. Часть первая полна реалий бытия – при всех великолепных всплесках фантасмагории (в сеансе черной магии или в главе о посещении киевским дядей, а потом и буфетчиком «нехорошей квартиры»). Образы и судьбы людей на фоне фантастических событий развиваются во всей жестокой земной реальности – и в настоящем и в прошлом. И даже приспешники сатаны удивительно конкретны и зримы… А часть вторая романтична. Поэтическая фантастика полета Маргариты переливается в фантасмагорию бала у Сатаны, и блистательные сатирические сцены в этой части не снимают ощущения торжествующей бесконечности вымысла» [20]. При этом Л. М. Яновская тоже не может не признать, что, вероятно, роман написан Иваном: «И не предположить ли, что этот бал, и «евангельские» главы второй части, и Маргарита с ее полетом – созданы воображением Ивана Николаевича Понырева, потрясенно и навсегда запомнившего рассказ мастера? Но тогда и фантастическое разрешение судеб, окончательно развязывающее все узлы в романе, тоже его создание?» [21].

Если признать, что вторая часть романа является порождением болящего сознания Ивана, то вторая таблица будет выглядеть следующим образом: