Следствие по-русски-2

— Да не знаю я никакого священника! — взвился тот. — Я вообще в толк не возьму, о чем вы говорите!

- Вспомнит, — убежденно сказал Гаранин. — Перебирайся на заднее сиденье, Николай. Через двадцать минут будем в отделе и начнем вспоминать.

Я уступил ему место за рулем и перебрался на заднее сиденье,

Чувствуя, как растет где-то внутри меня чувство тревоги. В мол­чании мы добрались до отдела, где уже ожидал нас взволнован­ный Агафонов.

— Привезли! — обрадовался он, рассматривая сникшего Уса­чева. — Ребята из Центрального уже выехали. Они как только услышали, что в деле какой-то просвет появился, так даже заикаться от волнения стали. Там, оказывается, такое дело! На та­кую сумму! С такой неподражаемой наглостью!

- У тебя назревают крупные неприятности, — сообщил Гара­нин Усачеву. — Насколько я понимаю, сейчас сюда примчатся полные энтузиазма ребята, которых начальство заряжает энергией на каждом утреннем совещании по поводу твоего дела, и эта энергия ничего хорошего тебе не обещает. Я тебе искренне сове­тую успеть рассказать все до их прибытия. Право слово, нет нужды осложнять и без того тяжелый день. Где священник?

- Ну не знаю я никакого священника! — заорал Усачев, вскакивая со стула. — Вы хоть объясните, чего вы от меня хотите? Что я должен рассказать? Я в прокуратуру пойду! К вашему ге­нералу пойду! К этому, как его...

— Ты можешь идти хоть к Папе Римскому, — заверил Гара­нин. — Но перед этим ты расскажешь нам, что случилось со свя­щенником.

— С каким священником?!

С Разумовским! — вновь не выдержал я. — С иереем! С от­цом Владимиром! С тем, который пропал в ту ночь, когда ты привез в деревню...

— Подожди, — остановил меня Гаранин и, поднявшись из-за стола, поманил за собой в коридор. — Можно тебя на минутку...

Из последних сил стараясь держать себя в руках, я последовал за ним.

- Коля, — сказал Гаранин, — у тебя были довольно трудные сутки. Насколько я вижу, ты давно не спал и постоянно находишься в напряжении. Я понимаю, что это твой близкий друг, но пойми и ты меня: будет лучше, если его «расколом» займемся мы. Поверь, мы это сделаем весьма старательно. Просто дело в том, что его раскол выгоднее проводить людям спокойным, отдохнувшим, хладнокровным и незаинтересованным... Ну, относительно незаинтересованным. Как профессионал, ты должен понять, что твоя нервозность на пользу дела не пойдет. Позволь мы возьмемся за него сами, хорошо?

— Но я...

— Тебе лучше отдохнуть, — твердо сказал Гаранин. — И не спорь. Мы не знаем, как повернется все через два часа. Может быть, это займет еще... некоторое время. Послушайся моего совета и воспользуйся предоставившейся возможностью для того, что­бы отдохнуть несколько часов и набраться сил для дальнейшей работы... Подожди, не возражай. Усачев уже никуда не денется. Ты доверяешь нам как профессионалам?.. Вот и хорошо. А если ты не отдохнешь, то сможешь ли работать со стопроцентной от­дачей? Во всю свою силу? Нет, в то, что ты будешь держаться до последнего, в это я верю, но будет ли так лучше, с пользой для дела?

— Скажи лучше, что я вам мешаю, — проворчал я.

— Мешаешь, — легко согласился Гаранин. — Я хочу взяться за него всерьез и работать с полной уверенностью в том, что он отдаст нам все, что знает. Все, до конца. А эмоции в этом деле — Я не лучшие помощники. Дай нам и себе три часа, хорошо?

— Я не уйду.

— Я выделю тебе роскошный диван в своем кабинете, и как только Усачев поплывет...

— Саша, ты знаешь, сколько опаснейших и серьезнейших дел мы провели вместе с Разумовским? — горько спросил я. — Ты знаешь, сколько пудов соли нам довелось съесть? Во скольких переделках мы побывали, прикрывая друг друга? Сколько драк выдержали спина к спине? Ты знаешь, какой это друг?!

— А ты знаешь, на какое время ты оттянешь «раскол» своими эмоциональными репликами? А молча наблюдать ты ведь не сможешь... Так что послушайся доброго совета и предоставь ра­боту с Усачевым нам. Пойдем, — он прихватил меня за локоть и, невзирая на слабые протесты, повел к дверям одного из кабинетов.

Отомкнул ключом замок и указал мне на обтянутый дерматином диван:

Вся эта роскошь — для тебя. Я запру двери снаружи, и часа три тебя никто не будет тревожить.

Но как только что-нибудь прояснится...

Я тебя тут же разбужу, — заверил Гаранин. — Одеяло и подушку найдешь в стенном шкафу.

Дверь за ним закрылась, замок защелкнулся, и мне осталось только тяжело вздохнуть. Я достал из шкафа белье и осторожно прилег на поскрипывающий от старости диван. На противоположной стене висела огромная карта России с еще не отгрызенными от нее горбачевской «перестройкой» республиками и полузатертыми буквами: РСФСР.

- Хуже коммуниста во власти может быть только коммунист в демократии, — проворчал я, поворачиваясь к карте спиной. — А уж если это коммунист-реформатор... Интересно, кто будет следующим? Коммунист-диктатор или коммунист-анархист? Где бы найти Моисея, который бы вывел всех их в пустыню лет на сто? Этого хватило бы, чтоб державу отстроить. Но я не стал бы возражать и против кандидатуры Сусанина...