Следствие продолжается. Самые громкие дела прокуратуры Москвы нового времени. 1991-2007 годы

— Что ж, такие меры в наше лихое время не лишни… Но не будем вдаваться в подробности. Будущее покажет, насколько органична и оправданна реформа прокуратуры. Но сейчас мне хочется напомнить еще об одной важной функции, которая сохранена за прокуратурой. Она, как и прежде, остается «государевым оком» в судебном процессе. Здесь тоже появились новшества?

— Это традиционная для прокурора функция. Мы будем совершенствовать свои умения и профессиональные навыки.

— В связи с этим вопрос: почему вы сами стали поддерживать обвинение против серийного убийцы Пичуш-кина?

— Ничего неординарного я в этом не вижу. Прокурор обязан заниматься в том числе и этой работой. Другое дело, что прокуроры субъектов Федерации в силу своей загруженности и разносторонности стоящих перед ними задач просто не в силах успевать всюду. Но в случае с Пичушкиным я не мог остаться в стороне. Дело уникальное, сложное и требующее осмысления. Я внимательно изучил материалы следствия. Далеко не все возможно объяснить психическим состоянием Пичушкина. У этого преступления гораздо более глубокие корни, чем может показаться поначалу.

«Шоу Пичушкина»

— Какое впечатление произвел на вас процесс?

— Если давать оценку с точки зрения профессионала, то работа была очень интересной, важной. Я впервые принимал участие в суде присяжных. И получил большой опыт в этой области. Можно было бы, конечно, войти в состав группы, а затем выступить с пятнадцатиминутным словом… Но в данном случае это было бы неправильно. Мне не хотелось участвовать в процессе формально. Слишком значимым событием было дело Пичушкина. Поэтому я старался принять участие в судебных заседаниях на всех этапах, внимательно изучил дело и хорошо понимал, в чем его слабые места.

— В чем же были слабости?

— С юридической точки зрения самым сложным моментом было найти и показать присяжным наличие совокупности доказательств. Например, есть эпизоды, где отсутствуют тела жертв. Их просто нет, но есть очевидные факты, указывающие на то, что убийство совершил именно Пичушкин. Кроме того, многие эпизоды давние… И по большинству из них нет ни очевидцев, ни свидетелей. Пичушкин сам говорил, что создавал такие условия намеренно. Ведь у него было немало и других случаев, и он отказывался от реализации преступных замыслов, так как не была создана необходимая для него обстановка.

Дело слушалось судом присяжных. А присяжные — обычные граждане, не владеющие навыком профессиональной оценки доказательств. Поэтому необходимо было объяснить им, почему преступная деятельность Пичушкина доказана. Это было непросто, и приходилось тщательно взвешивать каждое слово, каждую цитату или упоминание фактов. И не только в обвинительной речи, но и при исследовании доказательств.

Можно было ставить присяжным вопросы и получать одинаковые по существу, но разные по форме ответы. Тогда получалось бы, что одни ответы убеждали, а другие имели бы иную окраску, оттенок сомнения. Задавать наводящие вопросы в этой ситуации недопустимо, поэтому пришлось мобилизовать весь свой профессиональный навык, опыт, чтобы разночтений в оценках деяний подсудимого не возникало.

— Так ли уж это важно? Ведь Пичушкин — «черный рекордсмен», его преступлений хватит для приговоров нескольким маньякам…

— Вы правы. К тому же случаи, когда обвинение не получает стопроцентного результата в суде, не редкость. К слову сказать, чтобы осудить Пичушкина на пожизненное заключение, достаточно было добиться обвинительного вердикта по одной десятой части проходящих по делу эпизодов. Он ведь убил сорок восемь человек и пытался убить еще троих… Но с точки зрения общественной значимости обвинению крайне важен был именно стопроцентный результат.

— Почему?

— Представьте себе, какой бы поднялся ажиотаж, если хотя бы по одному-единственному эпизоду вердикт присяжных не состоялся? Даже в ходе слушаний в прессе появлялись выступления, смысл которых сводился к «обличению» следствия. Оно, дескать, не того и не так обвиняет… Нам нужен был безукоризненный результат, и мы его получили.

— Другими словами, полная победа?

— Суд — не теннис и не футбол, это практическое правосудие. Но мы не имели права на ошибку. Она бросила бы тень не только на конкретных сотрудников прокуратуры, но и на всю правоприменительную систему.