— Ох, — она закатила глаза, — Вы видели, чем они занимались, когда мы пришли? Ночь на дворе, а они бумажки перебирают. Смех! Да еще с таким видом, словно от этих бумажек зависит будущее человечества. А как они оба побледнели, когда я сказала про покойника? А Рубцов, который чуть с ног меня не сбил, так кинулся проверять, нет ли трупа на территории завода. Нет, что ни говорите, а это болезненная реакция невростеника. А что мне наговорил Тимочка, когда Рубцов вылетел из кабинета! Обвинить меня, а самое главное Мао в том, что мы накликали беду! Это же бред сумасшедшего. Я даже сожалею, что не привела сегодня к нему моего знакомого профессора психологии Панкрата Савельевича Студеного. Уж он бы почерпнул много новых фактов, если, конечно, теперь это его вообще интересует.
— А что с ним случилось?
Марго сделал неопределенный жест в воздухе:
— Да, какая-то темная история. Я посещала его одно время года два назад. Тогда было модно ходить к психоаналитикам. Не могла же я молчать, когда подруги рассказывали о своих сеансах психотерапии. Вот и мне пришлось. Скука, скажу я вам, ужасная. Лежишь на кушетке, несешь всякий вздор про свое детство. Я походила, походила, чтобы было, о чем рассказывать и перестала. Так говорят, Панкрат Савельевич с тех пор бросил кафедру, и даже запил. А недавно моя подруга Изольда, видела его в Александровском саду пьяного, грязного в компании какого-то отребья. Ужас!
Нарышкин подумал, что еще немного и его тоже потянет напиться. Поскольку терпеть такую муку он уже практически не в состоянии. Он с трудом себя контролирует и это приносит ему страшные страдания. И не только душевные. Тело его уже не ныло, а пульсировало острой болью. Особенно в области паха. И так у него все там болело, что, несмотря на стойкое желание неподвластного разуму органа, он уже не был уверен, что сможет это желание осуществить.
Марго тем временем снова оглядела своего дремлющего любимца и, поморщившись, повторила то, с чего начала:
— Нет, все-таки чего-то не хватает.
— Чего именно? — Андрей тоже поморщился, но совсем по другой причине.
— Точно! — она просияла, — Конечно же ошейника! Ну, как мне раньше в голову не пришло!
— Уф… — это было все, что несчастный смог выдавить из себя.
— Послушайте, вам не известно, где в это время можно заказать красивый ошейник со стразами? — она нахмурилась, — Что я говорю, конечно, нет. Мы же не в Париже.
Она покопалась в сумочке и, выудив из нее мобильный телефон, задумалась. Раздумья ее продолжались всего несколько секунд. После чего она откинула крышку телефона, полистала список адресов и, наконец, победоносно улыбнувшись, нажала на кнопку вызова.
— У меня есть прекрасная черта, я всегда храню номера своих знакомых под рукой, — похвасталась она, слушая в трубке длинные гудки, — Мало ли что может произойти.
На другом конце линии ответили.
— Павел Сергеевич, добрый вечер. Как вы поживаете? Что вы говорите, операция? Давно? Сейчас? Но сейчас уже довольно поздно для операции, не находите?
Нарышкин взглянул на часы и ухмыльнулся — для операции было так же поздно, как и для телефонного звонка. Все-таки половина двенадцатого ночи. Конечно, стоит сделать скидку, что жители мегаполиса ложатся в кровать поздно, но тревожить их неожиданными звонками в такое время все-таки не слишком прилично.
Впрочем, Марго об этом явно не задумывалась. Скорее всего, ее не остановило бы и более позднее время, если он вознамерилась узнать интересующую ее информацию.