Следствие ведет Лопата

Наверное, у него сейчас в голове возникла мысль – "смеяться после слова "Лопата", потому что он явно ещё раз подавил смех.

Нет, как будто я виноват, что моя фамилия лопата, а городок наш называется Землёвка, как по иронии.

Кое-как подавив ещё раз смех, капитан стал серьезным, но не настолько, чтобы его надо было боятся.

– Вы понимаете, что Вы замешаны в убийстве?

– Но я не убивал этого человека.

– Сколько раз я слушал это от тех, кто тут сидел, Вы бы знали. И ни один не сказал: "Вяжите меня, ибо я виновен"!

– Прямо так и сказали бы? – спросил я с интересом.

– Михаил Михайлович, скажите, что Вы делали в доме номер 8 в деревне Чернушки?

– Я не знаю такое место. У меня вообще нет дачи.

Капитан стукнул ладонью по столу, что я вздрогнул:

– Вас там обнаружил участковый, когда Вы стояли с ножом в руке, как известно с его слов.

– Но я не держал нож, и не был рядом с трупом, потому что в этом доме я был в заложниках.

– Кто это может подтвердить?

Тут я остолбенел, и чуть не сказал: "спросите матрац и старый клён за окном", но произнёс другое:

– Товарищ капитан, Ваш вопрос некорректен, потому что никого рядом со мной не было. И если бы Вы осмотрели дом, увидели бы подвал и то, что я там ночевал неделю.

– По словам участкового, он отдал Вас полиции и проверил дом полностью. Всё двери кроме двери на кухню были закрыты на замок. Он не увидел следов взлома, а значит Вы знали убитого лично. Это так?

Тут я вообще впал в ступор. Но такого быть не может:

– Это же полный бред. Я был в подвале неделю, отмечал на стене гвоздём дни, что я там провёл. Их было семь. Семь насечек. Я не мог ошибиться. Меня держали в подвале и кормили кашей три раза в день, только чай был остывший, что меня огорчало. Потом в седьмой день я попытался докричаться до своих тюремщиков, но ответа не было. Вышел из темницы…

– А дверь как открыли, Михаил Михайлович? – перебил меня капитан.

– Она была открыта.

– Или Вы её выломали? Тогда это порча имущества, которое Вам не принадлежит.

Я снова не знал, что ответить. Я думал я по жизни туплю, но такие слова опровергли мою теорию.

– Товарищ капитан, как я её мог выломать, если Ваш участковый сказал, что всё двери были закрыты, а значит он не мог знать открыта темница моя или нет?

Капитан задумался, потирая второй подбородок.

– Что-то тут не вяжется. Кто-то из Вас врёт. Но Геннадия Аркадьевича я знаю очень хорошо, он врать не будет.

– Это кто?

– Неважно кто, а важно, что Вы там делали, и почему убили главного деятеля совета пенсионеров Трошкина Юрия Викторовича?

– Если бы я знал кто это!

– Это труп, заколотый Вами ножом в сердце.

– Я его вообще не знаю. Да и с чего Вы взяли что убил его я?

– Вы находились на месте преступления.

– Я жертва!

– Убийца не может стать жертвой! – крикнул Сычёв, затем откашлялся, поправил галстук на рубашке, и сказал спокойно, – если во всём признаетесь, мы облегчим срок за убийство.

– Товарищ капитан, Вы хотите повесить на меня убийство, которое я не совершал. Но поверьте я смотрю телевизор и люблю детективы, тогда ответьте мне; на ноже есть мои отпечатки пальцев? И установите, когда был убит ваш пенсионер как его там, Викторович?

Тут зазвонил телефон, и я вздрогнул. Оказалось, что под папкой "АРХИВЫ" притаился старый дисковый телефон, какие уже давно вышли из моды.

Капитан хотел было что-то сказать, но он резко решил откапывать телефон под огромными папками. Я понял, что эти архивы его не раскрытых дел, но как он дослужился до капитана я понять не мог.

Он смешно пыхтел, и выставлял пухлые губы вперёд ища телефон. Его пальчики-сардельки все же ловко передвигали папки и наконец, телефон был извлечён, словно младенец из утробы матери. Осталось ещё фанфары услышать. Но их не было.

Красный от поисковых работ, Сычёв приложил трубку к уху. Я слышал только его голос, который говорил:

– Да, товарищ майор. Да, он у меня. Отпустить? Но…понял…понял…хорошо товарищ майор.

Он положил трубку, извлёк из ящика своего стола скомканный платок, который больше походил на булыжник, потому что его не мыли, и вытер им лоб. Вскоре убрал платок назад в ящик стола, бросив короткое:

– Вы свободны.

– Но почему?

– Откуда я знаю! Вы можете радоваться, а я буду сидеть и копаться в Вашем деле. Я не знаю, но похоже Вы замешаны в этом деле, как муха в сиропе, и, поверьте, Вам не выбраться с этого сиропа. Потому что СИРОП – ЭТО Я.

– Я Вас понял товарищ капитан, – несколько смутившись произнёс я.

Тут я заметил, что глаз капитана заметил пряники. Видимо он посчитал их в уме, и сообразил, что никто кроме меня их съесть не мог. Он посмотрел на меня злобно, и я понял, что нажил себе пряничного врага.

Я вышел из кабинета и прошёлся по коридору. Мимо меня бегали стажёры, без погон на плечах, и вальяжно рядом с ними шли лейтенанты, старлеи и капитаны.

Я нашёл выход без труда, но дежурный на КПП меня окликнул:

– Лопата Михаил Михайлович? – сказал сержант и заржал так, что стекла в его будке задрожали.

– Да это я.

– Не забудьте взять свои вещи.

– Но… – хотел было сказать я, но передумал. – Хорошо.