Следствие ведет Россана

— А ты откуда знаешь? — раздался у них за спиной голос адвоката Алесси. Все, в том числе и Сэм, резко обернулись.

Адвокат прошел на середину комнаты и уселся на диване, отодвинув в сторону край красного полотенца Сэма. Только тогда присутствовавшие заметили, что у него из виска сочится кровь. Не слишком сильно — наверно, просто царапина, возможно, задело какую-то жилку. Он вытер висок платком, уже совсем промокшим от крови, поглядел на сыщика, уставившегося на него, плотно сжав губы, затем перевел взгляд на трех мальчиков, чуть улыбнулся и посмотрел на Россану.

— Ты дочь, достойная своего отца. Как же ты это раскрыла?

Россана, указав на Микеле, рассказала адвокату в нескольких словах о письме, и тот утвердительно затряс головой, словно находя все это вполне логичным.

— Правильно! В общем, разоблачить меня было не так уж трудно: хватило бы маленького расследования. Но я рассчитывал именно на то, что тут никому не придет в голову заниматься расследованиями.

— А нам пришло. От этого вашего таинственного, набитого деньгами братца за версту пахло липой.

— Кому вы это говорите! — воскликнул адвокат.

Во время разговора он пытался остановить капавшую из ранки кровь. Затем поглядел на сыщика, и тот сразу перестал улыбаться, курить и потягиваться.

— Это взорвалась бомба, я уцелел благодаря чистой случайности.

— Где? — глухо спросил сыщик. Глаза у него уже не искрились улыбкой, они вновь стали тусклыми и холодными.

— Когда я выходил… Ну, ладно, об этом поговорим после.

— Никого не убило?

— Нет, нет, но сейчас там, наверно, куча народа. Черт бы побрал эти проклятые газеты, из-за них я у всех на виду!

— Да уж…

Адвокат вновь сосредоточил свое внимание на Россане. Вид у него был подавленный, хотя он и старался не показать, что нервничает. Наконец он махнул рукой и сказал:

— Ладно, согласен, никакого американского братца не существует!

— Это вы сами уплатили выкуп?

— Шеф… — явно обеспокоенный, начал было человек в зеркальных очках и положил ладонь на руку адвоката.

Но тот остановил его жестом.

— Неважно, все равно теперь уже ничего не попишешь! Эти типы оставили в покое директора школы и сегодня утром позвонили прямо мне.

Ребята навострили уши, боясь пропустить хоть одно слово. Каждый из них понимал, что сейчас перед ними развертывается одна из самых важных сцен этой затянувшейся драмы, начавшейся с похищения бродячего торговца.

— Да, — согласился адвокат, — выкуп уплатил я, но, как вы знаете, это было бесполезно. Старика до сих пор не отпустили.

— Если только он еще жив, — перебила его Россана.

— Он жив. Он передал мне записку в две строчки на одной из ассигнаций, которыми был уплачен выкуп. Номера ассигнаций, разумеется, переписаны, и похитителям это было прекрасно известно: трюк проще простого, чтобы дать мне знать, что в момент получения выкупа он был еще жив.

— Старик Пьеро написал вам? — удивленно спросил Фабрицио.

— Да, всего несколько слов, но этого достаточно.

— А почему он написал именно вам? — задал вопрос Микеле.

— Разве вы с ним знакомы? — изумился Руджеро.

— А как вы узнали, что это его почерк? — спросила Россана.

— Да заткнитесь вы все, черт возьми! — прорычал Сэм, порываясь подняться с дивана, но вновь достаточно было чуть заметного жеста адвоката, чтобы он успокоился и замолчал.

Алесси поглядел на платок, проверяя, идет ли еще кровь, потом обвел взглядом ребят, задерживая его на каждом, и наконец улыбнулся.

— Человек, которого вы зовете дядюшкой Пьеро, мой отец, ребята, — проговорил он тихо, и все услышали, что голос его, кто знает почему, прозвучал печально.

16

Приоткрыв глаза, с трудом подняв голову, старик попытался вглядеться в знакомую фигуру, выросшую в слабо освещенном дверном проеме. Он чувствовал, что голова у него горит как в огне и в висках оглушительно стучит кровь.

— Тебе что-нибудь надо?

— Что… что?

— Воды дать? Пить хочешь?

Пьеро отрицательно покачал головой. Он был совершенно уверен, что в воду что-то подмешивают. У нее был горький вкус. С того самого дня, как его бросили в эту нору, к воде примешивают снотворное, поэтому он жил в постоянном полусне, и, может быть, жар у него тоже от этих наркотиков. Поэтому-то бандит и предлагает ему попить: он боится, что действие той отравы, которой он поил его утром, уже проходит. А вовсе не потому, чтобы облегчить его положение. Теперь они уже совсем перестали о нем «заботиться»: давали немного еды, чтобы он не отдал богу Душу от голода, и совсем не обращали внимание на то, что у него все время держится высокая температура. Он чувствовал, что ему не выйти отсюда живым, но эта мысль теперь уже не пугала, а даже приносила облегчение. Он подумал о своем сыне — наверно, за эти дни он перевернул вверх дном весь город, чтобы найти его, и впервые за долгие годы старику захотелось его увидеть, увидеть, хоть на минутку, прежде чем умереть.