Следствие ведут дураки

— Да ну их!.. — в тон предыдущему ответу Насти ответил Николя.

— Что-то у вас с Настюхой ентот… репертуарт скудный-от какой-то, — глубокомысленно заметил Осип. — Стало быть, вот в ентом бардаке ты и работаи-ишь, Коля? — протянул он.

Тот недоверчиво покосился на Осипа, очевидно, вспомнив, как последний уложил его одним ударом, и буркнул:

— Да что ты прицепился? Кто в клубе работает, кто «фонарь» прилепил!.. — передразнил он голос Моржова. — Да ты же, между прочим, и прилепил!

— И за дело, — назидательно изрек Осип, выливая в глотку первое пиво, — неча тебе отца колошматить было, как паршивую собачонку.

— Да чтоб он провалился вместе со своим Жаком, скавалыга хренов! — воскликнул Николя.

— Уже… — мрачно заметил Астахов.

— Что значит — уже?

— Уже провалился, говорю. То есть не дядя Степан, а Жак. Убили его сегодня ночью.

Николя взмахом руки убрал с потного лба налипшие длинные волосы и выговорил раздельно, почти по слогам:

— Уби-ли? Жа-ка? Да что ты такое молишь? (Николя, верно, хотел сказать «мелешь», но волнение, истинное или напускное, и не очень глубокое знание родного языка не дали ему сделать этого.) Как — убили?

— А вот так. Шарахнули чем-то по голове, и никаких гвоздей.

— Кес ке се — «никаких гвоздей»? — пробормотал Николя. — Я, верно, все-таки не очень хорошо владею русским. Причем тут гвозди?

— Да ни при чем. Убили Жака и стырили у твоего папани какой-то сейф из подвала. Вот так.

Николя выпрямился.

— Сейф? Знаю я его сейфы — наверно, какая-нибудь железная коробка с разным хламом, которую он величает сейфом только по малоумию. И конечно, он подумал на меня? — холодно сказал он. — Нет, не отвечайте, я и так знаю. Папаша считает меня способным на любую подлость, я это прекрасно знаю. Наверно, он думает, что ради денег я готов пойти на все, как он сам? Да он ради своих проклятых франков готов родную мать продать, если бы она у него была!! Он, наверно, постоянно жужжал вам в уши, какой у него омерзительный сын и как он не уважает отца. А за что мне его уважать? За то, что он крысил деньги на самые необходимые… э-э-э… надобности? Он же с пятнадцати лет не давал мне и франка, а когда я учился в Сорбонне, недолго, правда, я вообще чуть ли не голодал…

— …потому что просаживал все свои доходы в казино и на пьянки в своем Латинском квартале, — вдруг перебила его Настя, — ты мне уже рассказывал. И если бы Степан Семеныч тебе что-либо давал, то ты и это спустил бы. Впрочем, месье Гарпагина это нисколько не оправдывает. Значит, Жака убили? Жалко… жалко Жака. Нормальный был мужик. Кому это он не угодил? И что, наверно, там полон дом полицейских?

— Совершенно верно, — холодно сказал Иван Саныч. — Там наличествовал некий комиссар Руж, такой забавный толстячок, которому лучше бы в рекламе пива сниматься, чем сыскную деятельность практиковать. — Он отпил пива, о рекламе коего только что упоминал, а потом, соорудив на лице озабоченную мину, не заставившую бы усомниться в его незаурядных актерских способностях, проговорил:

— Николай, а вот у вас был разговор с отцом касательно того, что вам срочно нужны были деньги. Вы говорили, что если вы не достанете денег, то вам может прийтись плохо. Все правильно?

— Откуда тебе это известно?

— Да так.

Николя наморщил лоб, а потом быстро спросил:

— А вы в самом деле в России работали в главной прокуратуре?

Настя с трудом подавила смешок. Иван Саныч бросил на нее испепеляющий взгляд и ответил:

— Только не в главной, а в Генеральной. И не вижу, какое бы это могло иметь значение. Гораздо более интересным мне видится ваше положение в этом деле, Николя. Установили, что звонок на мобильник Жака, приведший к взрыву и не повлекший за собой трагедии только благодаря моей предосторожности (под «предосторожностью» Иван разумел, верно, тот пьяный толчок локтем, в результате которого мобильный вылетел из рук Жака и приземлился на мостовую), — так вот, этот звонок был сделан… откуда бы ты думал?

— Н-не знаю, — пробормотал Николя.

— А сделан он был отсюда. Из «Селекта». То есть те, кто покушался на твоего отца, тусуются именно здесь. Отдыхают или, напротив, работают.

— Хорошенькое дельце, — сказала Настя. — На трезвую голову и не разберешься. Эй, гарсон, принеси-ка сюда водки! Да не пятьдесят граммов… на хера они сдались? Бутылку неси, да закуски к ней!

Николя дрожал крупной дрожью.

Осип заметил это и, перегнувшись к нему, негромко проговорил:

— Я так вижу, паря, что у тебя рыльце-от в пуху.

— Что вы говорите? — поднял на него мутные глаза Гарпагин-младший.

— Я грю, что ты жидко обделался, Коля. Не могет того быть, чтобы ты совсем, да и ничего не знал. Полиция до тебя доберется. Не понимаю, как до сих пор не добралася и за жабру не ухватила. Так шо… — Осип, сам того не ведая, сделал эффектнейшую из знаменитых мхатовских пауз, — так шо рассказывай, Коля, чаво ты там знаешь, и не дыбится, как бычок перед случкой.