Следствие ведут дураки

— Он в свое время даже свою дочку хотел за меня замуж выдать. Она у него затворница, из дома не высовывается, не как вся нынешняя молодежь, которая из «Селекта» и из тому подобных местечек, которых в Сен-Дени… а уж сколько в Париже, о Господи!.. полно.

— Дочку хотел выдать? Енто Лизку, что ль?

— У него есть другие дочери? — иронично отозвался Ансельм, а потом протянул Астахову трубку и произнес:

— Звони дяде. Номер сейчас говорю.

— А что я ему скажу? — растерянно проговорил Иван Саныч.

— А тебе что, нечего сказать? По-моему, интересных сообщений более чем достаточно.

— Звони, Саныч, — одобрил и Осип. — Степан Семеныч нам в самом деле может пригодиться.

— Денег ты у него, наверно, просить рассчитываешь? — желчно съязвил Иван Саныч, но номер, продиктованный Ансельмом, все же набрал и приложил трубку к уху, взволнованно ловя следующие один за другим гудки.

На пятом гудке трубку сняли.

— Я слушаю, — прозвучал глухой голос, говорящий, разумеется, по-французски.

— Дядя Степан, это я, — выговорил Иван Саныч, впрочем, еще не уразумев до конца, с Гарпагиным ли он соединился. — Говорите по-русски, а то я не понимаю!

В трубке поселилось натянутое молчание. Потом голос Степана Семеновича (на этот раз Ваня узнал его) встревоженно произнес:

— Иван? Что-то случилось? Я просто не предупредил, что мы с Лизой едем в Париж. Так было нужно. Где вы ночевали?

— Да преимущественно нигде… — начал было Ваня, но дядя тотчас же перебил его:

— Нигде? Понятно. Вот это мне очень даже понятно. Верно, всю ночь пропьянствовали по клубам, а говорили, что займетесь делом. Ты понимаешь, о чем я говорю.

Ваня разозлился.

— Если вы беспокоитесь за судьбу денег, которые мы от вас получили в качестве задатка, так мы их честно отрабатываем. И здесь вам нечего беспокоиться! Беспокоиться надо о другом. — Иван Александрович предупреждающе кашлянул. — Произошло много печальных событий, дядя Степан. Очень много. К сожалению, есть и непоправимое.

— Что ты такое говоришь?

— Сегодня ночью в «Селекте» погиб Николя. Его убили таким же направленным взрывом, как в случае с мобильником покойного Жака.

— Что-о-о?!

Иван не мог остановиться. Понимая, что плохие, черные новости нужно разумно дозировать, чтобы у того, кто о них узнает, не наступил шок, он тем не менее не мог удержаться и, стремясь поскорее освободиться от жуткой правды, вываливал информацию на Гарпагина не останавливаясь, как грузовик вываливает из кузова щебень на дорогу:

— Но это еще не все, что убили Николя. Нас с Осипом тоже чуть не угрохали, и еще — сгорел ваш дом. Д-да… згарэл, — добавил он почему-то с кавказским акцентом, однако, придавшим словам Астахова еще большую мрачность. — Настя пропала.

Это последнее сообщение, казалось, вселило наибольшее смятение в душу Гарпагина. Голос его хрипнул, как испорченная пластинка под свирепой иглой проигрывателя, и Степан Семенович выдавил:

— И Настя?… Исчезла?

— Я не буду больше говорить по телефону, — сказал Иван Саныч. — Нам нужно срочно увидеться. Нет, не в Сен-Дени. В Париже. Вы где находитесь? Рю-де-Конвенсьон? А это что такое? Я — знаю? Да я ничего в вашем Париже не знаю!! Может, мы сами ко мне приедете? Ах, вот оно что… что-о-о?!

В трубке забултыхались какие-то бессмысленные, бесформенные звуки, а потом женский голос звонко, испуганно выговорил по-русски:

— Жан…на? Если это важно, то перезвоните через час. Mon Dueu, papa плохо! А-ай!!

И Иван Саныч услышал грохот, а потом в трубке зазвучали короткие гудки. Астахов медленно уложил трубку на аппарат.

— Ну дела, — потрясенно выговорил он, — меня обозвали то ли Жаном, то ли Жанной и попросили перезвонить через час. Дяде Степану стало плохо.

— Ка-а-анешна-а, ста-анет тут плохо, — мрачно протянул Осип Моржов, — ты на него сразу все вывалил, старик и заколдобился. Не дай бог кони двинет. Ну чаво ж… перезвоним через час.

— А где это — Рю-де-Конвенсьон? — оцепенело спросил Иван Саныча, не глядя на Ансельма, которому, собственно, и был адресован этот вопрос.

— Рю-де-Конвенсьон? — отозвался тот. — М-м-м… а это около моста… м-м-м… Гренель. Нет, через мост Гренель — это не то. Мирабо. Да, мост Мирабо. В него Рю-де-Конвенсьон и упирается.

— Моста Мирабо? — оживился Иван Саныч. — Того самого, который у Аполлинера? Ну, где… ну как же!.. «под мостом Мирабо тихо катится Сена и уносит любовь лишь одно неизменно… вслед за горем веселье идет непременно»… этот самый мост, да?

— А кто такой этот Аполлинер? — равнодушно спросил Ансельм. — Поэт? Не знаю, не читал.

— Я тоже не читал, — влез Осип. — Поезия… тут не поезию читать, а кабы отходную читать не пришлося нам. Или вот — по нам.

— Да не гнуси ты, Осип! — злобно рявкнул Иван Александрович. — Отходную, отходную! Завыл, как собака… на сено.