Следствие ведут знатоки

Клиника обдала специфическими запахами и звуками, и Пал Палыч с облегчением подумал: «Слава Богу, Саша уже дома!»

В кабинете врача они застали старшего Демина с авоськой на коленях: подкормка сыну. Пал Палыч справился о состоянии Алексея.

— Сейчас как раз на осмотре — еще одного специалиста вызвали. Сижу вот, жду, что скажут… — понурился Иван Федотович. — Приходили его друзья по институту, у него, говорят, было необыкновенное видение. Видение, понимаете?..

— Да. Мало сказать — обидно. Хочу вас познакомить — Игорь Сергеевич, тот самый свидетель происшествия.

— О, здравствуйте! Демин. — И долго тряс его руку. — Спасибо вам от души, товарищ… Власов, да?

Тот с неудовольствием отнекивался от благодарностей. Демин горячо твердил правильные газетные фразы о важности наказания всякого рода нарушителей общественного порядка.

Вошел врач, пропустив вперед Риту:

— Сюда, пожалуйста.

Рита сказала общее «здравствуйте» и повернулась к врачу:

— Что сказал профессор?

— Пока шансы пятьдесят к пятидесяти.

Она ахнула и отшатнулась.

— Радоваться надо! — урезонил врач. — Значит, есть основания надеяться! — И обернулся к отцу: — Сейчас его привезут сюда. В палате уборка.

— Неужели он может совсем ослепнуть?! — в три ручья залилась Рита.

Демин сердито комкал в руках авоську и сверлил ее осуждающим взором.

— Рита… вы… не годится вам тут плакать! — повысил он голос.

— При Алеше я не буду, Иван Федотыч! — прорыдала та и вдруг уткнулась в его плечо.

Доверчивый этот, родственный порыв смутил его и привел в растерянность, но не растопил льда.

— Ну-ну… вы скоро утешитесь…

— Как я утешусь, когда я его люблю!!

«Без посторонних папаша наговорил бы ей резкостей. По его убеждению, „эта девица“ неспособна любить».

— У вас к Демину серьезные вопросы? — обратился к Пал Палычу врач.

— Нежелательно?

— Держится он молодцом, но лучше покороче.

— Ясно. Сокращусь.

Дверь открылась, и на каталке ввезли Алексея. Глаза его были скрыты повязкой. Рита бросилась к нему, вытерев слезы, поцеловала.

— Алешка, я так соскучилась!.. Ой, опять уже колючий… Голова больше не болит? — в тоне ни малейшей плаксивости.

— Да нет, пустяки… В каком ты платье?

— В брючном костюме. Синем. Чтобы не смущать здешнюю публику.

— Подумаешь, пусть завидуют!

Завязался тихий (но слышный в небольшом кабинете) разговор, перемежаемый поцелуями, при котором присутствие посторонних решительно ни к чему.

Врач деликатно вышел. Знаменский подал Власову знак, предлагая тоже пока удалиться. Тот сделал вид, что не заметил, и с жадным вниманием смотрел на Риту и Алексея. Тогда и Знаменский остался. Иван Федотович обиженно застыл, не желая соглашаться, что он лишний.

А молодые были поглощены друг другом и не обращали внимания на окружающих. Алексей — по слепоте, Рита — то ли забывшись, то ли из принципа пренебрегая старомодными нормами скромности.

С горя забросив парикмахерскую, она выглядела еще моложе и — на вкус Пал Палыча — красивее. Прижавшись к Алексею грудью, таяла от нежности, светилась радостью.

Но вот схлынул напор чувств, в их воркование вторглась действительность:

— Я была у тебя на кафедре, принесла замечания по диплому.

— Молоток, попозже прочтешь мне.

— Алеша, профессор сказан, что ты будешь в порядке.

Алексей чуть отстранил ее и произнес спокойным крепким голосом:

— В данном случае важнее не то, что сказал профессор, а то, что говорю я. А я говорю «да». Во-первых, не намерен отказываться от удовольствия смотреть на тебя. А во-вторых, я, черт возьми, архитектор и должен видеть свои проекты!

— Ты — во-первых, черт возьми, архитектор.

— Не жаль уступать первое место? Ладно, так или иначе, я собираюсь быть в полном порядке… А нет, найду тебе кого-нибудь поприличнее.

— На кой шут он мне сдался! Я его… — она зашептала Алексею на ухо, оба засмеялись.

Опять был объявлен перерыв на ласки.

Власов — этакая верста коломенская в углу — наливался тяжелой темной думой. Демину-старшему сделалось вовсе невмочь.

— Между прочим, я вчера известила предков, что выхожу замуж, — с нарочитой небрежностью обронила Рита. — Слава Богу, объяснение заочное, без ахов и охов.

— Забыл, где они сейчас?

— В Африке, в этом… нет, все равно не выговорю.

— И не стыдно?

— Нет. По географии я всегда знала только одно: Волга впадает в Каспийское море.

Алексей погладил ее по щеке:

— Ревешь?

— Это от стыда за невежество.

— Слезы отменяются, слышишь? Потекут ресницы, красота насмарку… А с родителями все-таки неловко.

— Если помнишь, два месяца назад мне стукнуло восемнадцать. Могу участвовать в выборах, водить машину и вступать в брак.

Ошеломленный новой бедой Иван Федотович так громко сглотнул, что Алексей услышал.

— Кто тут еще?

Иван Федотович прокашлялся.

— Отец! Ты что же молчишь?

— Ладно-ладно, я потом, — пробурчал тот.

— Что еще за «потом»? Иди сюда.

Отец приблизился, вложил в ладонь Алексея свою руку.

— Здорово, старый партизан! Вы пришли вместе?

— Н-нет… Я прямо с работы…

— Лучше бы вместе. И вообще… у тебя иконки с собой нет?

— Какой иконки? — обомлел Иван Федотович.

— Эта дурочка официально сделала мне предложение. Может, сразу и благословишь?