Следствием установлено…

— Еще вопрос, — сказал тот же мужчина. — Когда судили Чепурнову, кое-кто из наших работников присутствовал на суде и рассказал нам, что она все опровергала, а хотелось бы знать причины, побудившие ее совершить преступление.

— Причины кроются в ее характере: злобном, мстительном, завистливом. Думаю, она считала себя обойденной по службе, завидовала тем, которых Кулешов поддерживал и выдвигал. Кстати, и раньше на другом предприятии она занималась аналогичными делами. К сожалению, и там не дали правильной оценки ее действиям. Склонность к сутяжничеству и клевете окончательно оформились в характере Чепурновой после второго брака. Новый муж Федор Корнеевич Чепурнов оказался сутягой с еще большим стажем, чем она. Анонимки они сочиняли вместе и оказались, как говорят, «два сапога пара». Во время следствия я установил, что «правдолюб» Чепурнов свыше десятка лет незаконно получал пенсию по подложным документам, выдавал себя за инвалида Отечественной войны.

— Можно мне вопрос? — спросил парень лет двадцати пяти с комсомольским значком на лацкане пиджака.

— Вопрос к кому? — покосился на него Лубенчиков.

— К товарищу Вершинину.

— Я, пожалуй, сяду, — улыбнулся Охочий и пошел на свое место.

— Ходят слухи, будто бы сын Чепурновой осужден за убийство. Правда ли это?

— Да, он осужден за убийство.

— Имеется ли связь между образом мыслей и поведением матери и преступлением сына?

— Связь безусловно есть, но не такого характера, о котором думаете вы. Володя Потемкин, сын Чепурновой от первого брака, знал, что мать и отчим занимаются грязными делишками, и презирал их за это. Мальчик стал избегать дом, в нем рос протест, однако само понятие чести в его сознании болезненно трансформировалось. Он совершил преступление — убил человека. Этот человек был и сам преступник, незадолго до этого он ограбил Потемкина, но и в таком случае убийство оправдать нельзя.

Когда все вопросы были исчерпаны, взял слово пожилой мужчина, задавший вопрос о Колчине.

— Кто это? — поинтересовался Вячеслав у Охочего.

— Наш старейшина — Прохор Лукич Слепых, член парткома. Его сам Мартьянов побаивается.

Слепых неторопливо вышел на трибуну, вытер синим клетчатым платком худую, изрезанную множеством мелких морщин шею, глухо откашлялся в кулак и медленно обвел взглядом присутствующих.

— Жаль мне сейчас одного, — словно в раздумье сказал он. — Не могу взглянуть в глаза Колчину и задать ему несколько вопросов…

— Где, кстати, Колчин? — шепотом спросил Вершинин.

— Вы разве не знаете? — удивился Охочий. — Колчин спешно нас оставил. Он сейчас заместитель начальника мастерской по изготовлению вывесок и прочего.

— Ушел сам?

— Можно сказать, сам. Вероятно, почувствовал вокруг себя вакуум и решил не дожидаться худшего. Мы не стали ему чинить препятствий, сняли с партучета и молча распрощались.

— А Раков?

— Раков на пенсии. Пока на общих основаниях, но хлопочет насчет персональной. Думаю, однако, после всей этой истории, в которой он выглядит довольно неприглядно, планам его могут помешать. Перед отставкой с ним разговаривали в министерстве круто, ведь обком сообщил туда о результатах следствия.

— Я тридцать лет в партии, — продолжал, между тем, Слепых, — и всегда высказывался прямо и честно, без дипломатии. Вот поэтому я и хочу сказать сегодня товарищу Лубенчикову, что он не имеет морального права оставаться секретарем парткома завода. Он не умеет работать с людьми, правильно строить взаимоотношения в коллективе, у него слишком развит инстинкт самосохранения.

Выступали многие: одни волнуясь, другие спокойно и сосредоточенно. Все единодушно поддержали Охочего.

Последним взял слово Рюмин. И хотя он, безусловно, привык выступать в любых аудиториях, на этот раз, находясь под впечатлением услышанного, заметно волновался.