Следуй за ритмом

Элиза обвела Малька взглядом.

– Наверное, притворяется.

Катер подпрыгнул на чересчур большой волне, и голова Малька стукнулась о поручень. Он резко сел, недоуменно моргая на нас. Несколько секунд все молчали. А потом он спросил:

– Что?

Мы грохнули от смеха, а Малёк что-то смущенно забормотал.

Мои уши, точно локатор, уловили смех определенного человека. Я вскинула глаза к его источнику и обнаружила, что Эйден смотрит на меня. Улыбки одновременно соскользнули с наших губ, но взгляды задержались – не настолько, чтобы привлечь внимание, но настолько, чтобы в груди затрепыхалось хрупкое, позабытое чувство.

Я первой отвела взгляд.

Глава 16

Остальную часть дня мы провели на море. Сначала ныряли на рифе Бакку[19], любуясь ярким чуждым миром коралловых замков и их красочных обитателей. Кеше больше всего понравилась радужной расцветки рыба-попугай, чье бирюзовое тело пестрело ярко-розовыми, желтыми и оранжевыми полосками. Каждый раз при появлении такой рыбки Кеша указывала на нее пальчиком и бормотала, привлекая всеобщее внимание к чуду.

Позже мы поплавали в Нейлон-пул – местечке посреди моря, с прозрачной ледяной водой по пояс и белоснежным песком под ногами.

– Местные зовут его Источником молодости! – крикнул Маноло тем из нас, кто купался. – Говорят, потрешь песком кожу и скинешь лет десять.

Элиза тут же измазала себя всю песком и даже старательно потерла им щеки.

Хейли, понюхав горстку мокрого песка, осторожно нанесла его на руку.

– Пахнет странно.

– Тем и полезен! – сказал Эйден, обменявшись с Маноло усмешками.

Я фыркнула, стоя на нижней палубе. Пэм держала свою восторженную извивающуюся дочурку, пока я натягивала на малышку надувные нарукавники.

– Лео, я все вижу! – воскликнул Малёк.

Леонардо сосредоточенно натирал руки белым песком.

– Я изучаю местную культуру, – отозвался он спокойно. – Не наглей.

Малёк продолжал подначивать его, хотя я со своего места прекрасно видела, что он украдкой сам набирает под водой полные горсти песка.

Пэм с Кешей присоединились к остальным, а я осталась на борту. Сначала мое внимание было полностью поглощено созерцанием воды, поражающей своей чистотой и красивейшим аквамариновым цветом. Впервые за долгое время меня охватило страстное желание взять в руки кисть. Я сидела, положив локти на поручни, и мою кожу щекотал легкий бриз. Как иронично. Море, вызывавшее сейчас мучительную жажду рисовать, когда-то лишило меня возможности серьезно заняться живописью.

Мирок, в котором я живу, прекрасен. Остров наполнен теплом, не имеющим никакого отношения к солнцу. Трудно объяснить, но это ощущение тепла приносят разные вещи: утренние приветствия соседей; аромат пелау[20] на плите; то, как незнакомые до сегодняшнего дня Эйден и Маноло запросто болтают о своем прошлом и общих знакомых; то, как морская поездка и кристально чистые небеса над головой отвлекают, хоть и совсем ненадолго, от мыслей о разбитом сердце.

Этот остров не идеален. Идеальным раем его называют только те, кто здесь не живет. Он не лишен недостатков и изолирован. Но это – мой дом. Единственное место, какое я когда-либо знала. И вероятно, другого уже не узнаю. Он всегда в моем сердце. Даже когда я мечтаю о чем-то другом.

* * *

К нашему возвращению на Пиджен-пойнт пляж уже стал многолюдным: на песке загорали отдыхающие, ждали своего тура пассажиры. Наш катер остановился на мелководье, и мы сошли с него один за другим.

Мне помогал Маноло, и я спустилась в воду, стараясь не обрызгать его.

– Спасибо, – поблагодарила, отпустив его руку. – Не забудь принести свои новые визитки. Можешь оставить их на ресепшене, когда придешь сегодня на вечеринку.

– Обязательно, Леди-босс, – ответил он.

Я побрела по воде, подняв, чтобы не намочить, сумку и полотенце.

– До вечера! – крикнула я Маноло.

Отойдя подальше от кромки воды, опустила на сухой песок сумку, распустила волосы и вытерла их полотенцем.

– Эй! Никто ничего не забыл? – спросил с катера Эйден.

Ему никто не ответил.

Так как больше вопросов не последовало, я предположила, что он со всем разобрался сам.

Встряхнув полотенце, накинула его себе на плечи и подняла взгляд. В этот момент Эйден спрыгнул с катера. Пока он шел к берегу, я снова поражалась тому, каким высоким и мускулистым он стал за эти два года. Я приложила ко лбу ладонь козырьком, будто защищая глаза от яркого солнца и бликов на воде, но на самом деле не хотела выглядеть как пялящаяся на Эйдена идиотка. В то время как Малёк превратил свое тело в живописный холст, Эйден превратил свое в манускрипт, заполнив его вытатуированными словами, стихами, цитатами. Мне хотелось прочесть каждую фразу, спросить, что они значат для него. Почему на его спине написано: «Произведение искусства не бывает завершенным. Только оставленным»[21], а от правого плеча к груди выведено: «без границ».

Эйден приблизился, и я узнала тубу в его руках.

– Твое? – Он встал передо мной, капая водой на песок. Протянул мне кисти.