Склонив голову, она шепнула в ответ:
– Признай, что у тебя остались чувства к Эйдену и что тебе нужно с ним поговорить.
– У меня не осталось чувств к Эйдену, и мне не нужно с ним говорить.
– Тогда делай игривое лицо. Я жду номерок парня с заказом сорок три.
– Я ухожу.
– Поздно. Это будет выглядеть грубо. – Оливия выпрямилась и улыбнулась клиенту. – Привет! Ради бога, прости, я ошиблась. Твой заказ еще не готов. Но… знаешь, подруга говорит, твое лицо ей почему-то знакомо. Ты бывал здесь раньше?
Парень не сразу нашелся что ответить. Не мне его винить. Я сама остолбенела.
– Я бывал здесь раньше, – ответил он в некотором замешательстве. Вызванном, судя по его лицу, скорее удивлением, чем нежеланием общаться. Он радостно улыбался. – Но я не здесь познакомился с Рейной.
Я закашлялась, от шока подавившись воздухом. Прокашлявшись, спросила:
– Ты знаешь меня? – Я его, например, не узнавала.
– Я – Николас. Вряд ли ты меня помнишь. – Он смущенно прикрыл глаза. – В начальной школе я учился классом старше. Мы почти не пересекались, но после «Случая с Ибисом» ты стала легендой. Вся школа узнала о тебе.
– «Случая с Ибисом»? – переспросила Оливия.
Никогда не слышала, чтобы так называли случившееся, но поняла, о каком инциденте речь. Он произошел в начальной школе. За несколько лет до нашего с Оливией знакомства.
– В школе был день открытых дверей, – начал объяснять Николас. – Некоторых учеников попросили нарисовать что-то для небольшой выставки в кабинете рисования. Новый учитель, претенциозный старикан, критиковавший десятилеток так, будто они – мастера живописи, решил не выставлять в кабинете алых ибисов Рейны. Он обвинил ее в жульничестве. Картина была настолько хороша, что он подумал: Рейна не могла нарисовать ее без помощи взрослых.
– Какого черта? – нахмурилась Оливия. – Ты никогда мне об этом не рассказывала.
Я пожала плечами. Помню, какой стыд испытывала, когда учитель принялся отчитывать меня, обвиняя во лжи перед целым классом. Вернувшись домой, я прямиком направилась в свою комнату. Когда мама спросила меня, что случилось, мне даже не пришлось притворяться, что у меня болит живот.
– Так что случилось? – спросила Оливия.
– Случился день открытых дверей, – ответил Николас. – Родители Рейны заметили отсутствие работы дочери, и учитель рисования просветил их, почему не выставил ее. Они начали ругаться. Поэтому Рейна прямо в классе, перед всеми, нашла альбом и снова нарисовала алых ибисов. Новая картина была даже лучше прежней.
– Не была, – возразила я.
Она не была лучше прежней. Такое просто невозможно. Первый рисунок я недели доводила до совершенства. Он никак не мог сравниться с тем, который я нарисовала под пристальным вниманием десятков родителей, учителей и моих одноклассников. Я хотела оставить все как есть, но увидела промелькнувшее в маминых глазах сомнение и должна была что-то сделать.
Я изо всех сил пыталась воссоздать своих ибисов. Рисунок не был идеальным, но был достаточно хорош, чтобы ни у кого не осталось сомнений: оригинал сделан мной единолично. Когда учитель рисования извинился, мама вздохнула с облегчением. Папа вставил оригинальную картину в раму и повесил на стене за диваном.
– Ну, может, и не была, – натянуто рассмеялся Николас. – Я не знаю. Никогда не видел оригинал. Но для десятилетки рисунок был великолепным. Сейчас, наверное, ты вообще бесподобна.
– Я больше этим не занимаюсь. – Я промокнула губы салфеткой.
– Не занимаешься чем?
– Рисованием. – Я положила вилку в обеденную коробку и закрыла ее. С меня хватит.
– Правда? Как жаль. А я хотел предложить тебе присоединиться к моему внеклассному мероприятию. – Николас переступил с ноги на ногу, доставая из кармана бумажник. – Группа наших волонтеров дважды в неделю работает с учениками начальных классов. Мы помогаем им с домашней работой, рисуем, делаем поделки. Занимаем детей, пока их родители еще на работе. – Он протянул мне визитку.
Я взяла ее и, не глядя, передала Оливии.
– Тебе нужна Оливия. Она рисует. На самом деле в сентябре она едет учиться в Лондонский университет искусств.
– Поздравляю! – впечатленно отозвался Николас. Неудивительно. Это действительно впечатляет.
– Спасибо! – Подруга бросила на меня быстрый взгляд и отошла от окошка за заказом Николаса. Она чувствовала себя неловко, но на ее губах играла улыбка.
Оливия поставила перед Николасом коробку с обедом.
– Значит, ты будешь в Лондоне. – Он подвинул к себе коробку. – А мы работаем с детьми только в течение учебного года.
О, ну да. Точно.
Я протянула визитку обратно парню.
Он покачал головой:
– Оставь себе. Вдруг передумаешь.
Чтобы, пока Оливия обучается живописи у лучших художников мира, я учила детишек пальчиковому рисованию? Это вряд ли. Но не признаваться же в этом.
– Я подумаю, – пообещала, желая оставить неприятную тему.
– Здорово. – Удовлетворившись этим, Николас взял коробку, улыбнулся и ушел.
Когда он уже не мог нас слышать, Оливия спросила:
– Ты правда не рисуешь?
Я соскочила со стула и собрала свои вещи.