Следующая остановка - расстрел

На следующее утро Грибин приложил немало усилий, чтобы уговорить меня провести уик-энд вместе с ним и его женой. Было ясно, что он получил указание присматривать за мной и, если удастся, не спускать с меня глаз, и только поэтому потратил полчаса, уговаривая меня поехать к ним на дачу. Но я никак не мог принять его приглашение, ведь в этом случае мне не удалось бы повидаться с матерью и сестрой. Я упорно твердил ему, что именно поэтому должен остаться в Москве. В конце концов он сдался. В субботу, как я и говорил Грибину, ко мне приехали мать с сестрой, и мы, сидя вокруг кофейного столика с мраморной столешницей, вволю наговорились обо всем. Я рассказал им, в частности, что девочки теперь говорят по-английски как на своем родном языке и что Мария свободно читает «Отче наш» на английском.

В понедельник я уже дошел, казалось бы, до точки. К счастью, у меня были таблетки-стимуляторы, которыми меня снабдили в Лондоне англичане, и благодаря им я еще мог как-то держаться, без них я, возможно, и не выжил бы.

Я сидел в кабинете, когда зазвонил стоявший на столе телефонный аппарат без диска, связывавший напрямую только с кабинетом начальника отдела. Это был сам Грушко.

— Будьте добры зайти ко мне, — произнес он.

— Наконец-то! — воскликнул я. — Кто-нибудь из высшего руководства?

— Пока нет.

— Так что же тогда?

— С вами желают побеседовать два человека по поводу внедрения наших агентов в высшие звенья государственной структуры в Англии. И добавил, что наша встреча состоится не в его кабинете, а где-то в другом месте, за пределами нашего здания. Это показалось мне несколько странным, хотя подобное было у КГБ в порядке вещей. Думая, что меня вызывают лишь для беседы, я оставил ключи и кейс на столе и отправился к Грушко.

Спустившись вместе с Грушко в вестибюль, мы вышли через вращающиеся двери во двор, образуемый целым комплексом зданий. Вскоре показалась машина, но вместо того, чтобы направиться к главным воротам, откуда было бы проще всего попасть на Московскую кольцевую дорогу, водитель выехал через задние и, проехав около двух километров, подвез нас к комфортабельным коттеджам, предназначенным в основном для зарубежных гостей Первого главного управления. Но мы не стали въезжать в этот мини-поселок, а направились к стоявшему в стороне строению дачного типа — к домику за невысоким сетчатым забором, единственной его защитой.

Стояла жаркая, влажная погода. У меня было тяжелое, гнетущее ощущение надвигающейся грозы.

— Мы приехали слишком рано, так что давайте пока побродим немного вокруг, — сказал Грушко.

Во время прогулки он задавал мне пустые, малозначащие вопросы о моих родителях и их происхождении. Тогда мне и в голову не приходило, к чему он клонит, и только потом, значительно позже, до меня дошло, что он пытался докопаться до какого-нибудь еврейского элемента в моей родословной. Антисемит до мозга костей, Грушко полагал, что, коль скоро Гордиевский — предатель, в его жилах непременно должна течь еврейская кровь, унаследованная им от кого-то из предков.

Но вот, наконец, мы вошли в домик и тотчас же ощутили приятную прохладу. Я сразу же заметил, едва переступив порог, обилие мебели из мореного дерева — ясеня или сосны. По обеим сторонам узкого холла располагались крошечные спаленки с низкими потолками. Ни занавесок, ни картин здесь не было; одни лишь голые светлые стены. Создавалось впечатление, что здесь никто никогда не жил. Обслуживали дом два человека: мужчина за пятьдесят и миловидная женщина чуть старше тридцати. При одном взгляде на этого мужчину, державшегося весьма почтительно, становилось ясно, что он — сотрудник КГБ и выступал не только в роли лакея, но и в иных ипостасях. Грушко пригласил меня сесть, заметив, что лучше всего беседовать за бутербродами, они тотчас же появились на столе вместе с выпивкой. Поскольку с тех пор, как Горбачев ввел ограничения на продажу и потребление спиртных напитков, прошло лишь несколько дней, я спросил:

— А вы уверены, что мы правильно поступаем?

— О да, — беззаботно ответил Грушко. — Взгляните, какой раздобыл я армянский коньяк!

Слуги принесли рюмки, и мы выпили коньяку, который действительно был отменного качества. Недаром армяне столь гордятся своими винами и по сей день утверждают, будто Уинстон Черчилль пил только армянский коньяк.

Затем появились два человека, явно из КГБ. Но раньше я никогда их не встречал. Довольно странно, подумал я в связи с этим, ведь они, должно быть, служат в том же управлении, что и я. Впрочем, приглядевшись, я пришел к выводу, что они, скорее всего, контрразведчики.