Следующая остановка - расстрел

Уже с самого начала 1991 года я стал высказывать предположение о том, что в ближайшее время будет предпринята попытка переворота, направленного против Горбачева и его режима. Я видел, что происходивший в стране процесс политических преобразований все больше и больше выходит из-под контроля членов Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза, ставя их, в сущности, перед альтернативой: либо предпринять решительные шаги и вернуть себе утраченные позиции, либо признать поражение и сойти с политической сцены. Поскольку эта публика не привыкла уступать, единственным выходом из создавшейся ситуации ей виделся только заговор против руководства страны. Именно о таком развитии событий я писал в большой статье, опубликованной 6 января 1991 гола на страницах «Санди тайм».

Я ошибся только в одном — полагая, что заговорщикам удастся достичь своей цели.

17 августа, когда это произошло, обстановка представлялась чрезвычайно мрачной. Организатором путча был Крючков, стремившийся во что бы то ни стало восстановить старый строй, а вместе с ним и всемогущество КГБ. Однако уже через каких-то два дня ситуация резко изменилась. Крючков был арестован, и Председателем КГБ стал Вадим Бакатин — человек, придерживавшийся либеральных взглядов.

Как только начались эти лихорадочные события, «Санди тайм» пригласила меня поработать неделю в редакции в качестве консультанта, и я, вооружившись радиотелефоном и приемником, чтобы принимать советские программы, провел в офисе несколько безумных дней. И тогда-то случилось невероятное. Однажды, когда я находился там, зазвонил телефон и человек из «Независимого телевидения» сообщил:

— Насколько нам известно, ваша семья вот-вот получит разрешение на выезд за рубеж. Бакатин, новый глава КГБ, только что провел в Москве пресс-конференцию, на которой заявил, что вашу жену с детьми больше никто не станет задерживать.

Прежде чем я успел осмыслить услышанное, этот человек спросил, не смог бы я прямо сейчас приехать на съемку в студию «Независимого телевидения». Жизнь стала похожей на цирк, где один трюк тут же сменяется другим. Поднявшись по лестнице в указанную мне комнату, я прежде всего позвонил Лейле в Москву и узнал, что там, в нашей квартире, как раз в этот момент работают операторы и журналисты того же «Независимого телевидения». В общем, пока мы разговаривали, нас снимали одновременно и в Лондоне, и в Москве. Судя по тому, как говорила Лейла, я понял, что она старается изо всех сил не допустить в нашей беседе какой-либо оплошности и не позволяет себе возноситься в своих надеждах слишком высоко, поскольку опасается, что КГБ может изменить решение.

— Но если это и в самом деле правда, то когда мне вас ждать? — спросил я.

— Я не знаю, — ответила она как можно спокойней. — Думаю, нет никаких оснований особенно спешить. Скорее всего, мы приедем на следующей неделе.

Как выяснилось чуть позже, тем, что случилось, мы обязаны в первую очередь новому английскому послу сэру Родерику Брейтуэйту. Он сразу же, как только ситуация изменилась, связался с Бакатиным и напомнил ему о проблеме Гордиевского. Затем, уже на пресс-конференции, Бакатин заявил, что он решил удовлетворить просьбу посла. Когда же журналист Ольга Белан, старая приятельница жены еще с той поры, когда Лейла работала репортером, попросила Бакатина рассказать, как тот пришел к этому решению, он сказал:

— Ну что ж, если вам это интересно, я расскажу, как обстояло дело. Считая, что это один из старых вопросов, которые давно уже пора бы решить, я спросил своих генералов, не следует ли нам позволить семье Гордиевского выехать за границу. Они единодушно и в категорической форме заявили: «Нет». Тогда я решил проигнорировать их мнение и считаю это решение своей первой крупной победой в КГБ.

На следующее утро в пятницу Лейле позвонили из ОВИРа — учреждения, занимающегося выдачей виз и разрешений на выезд за рубеж, и спросили, почему она не приходит за паспортом, словно там ее давно уже ждали. Такой звонок не мог не вызвать удивления, поскольку получение иностранного паспорта было несбыточной мечтой девяноста девяти процентов советских граждан.

— Может, мне прийти завтра? — спросила Лейла.

Но поскольку на следующий день была суббота, ей пришлось отложить визит в ОВИР до понедельника. По случайному стечению обстоятельств в то же время в Москве находился с визитом английский премьер-министр Джон Мейджор вместе со своей супругой Нормой. Они пригласили Лейлу с детьми на чай в посольство. Это стало последним приглашением в гости, которое Лейла по лучила в Советском Союзе.