Следующая остановка - жизнь

— Смотри-ка, сочная зелень в радужке глаз, ещё роса со стеблей не испарилась… корона из кос цвета поспевшей пшеницы… — Глаза отца блеснули, как вспыхнувшие внезапно угли в прогоревшей печке. Отец кинулся в машину, выдавил до предела газ. Мелкая песчаная пыль душем обдала напомаженных, отутюженных провожатых. Вернулся с новым платьем, под цвет материных волос, и коробкой конфет.

Сквозь сон слышала Юля прерывистый голос отца:

— Чего тебе не хватает? Не гуляю… почти не пью… всё в дом. Твоя жизнь — дом. Брось немедля.

— В середине года? — слабо сопротивляющийся голос матери.

— А что тут такого? По семейным обстоятельствам. Чего тебе не хватает? Не гуляю, — повторял отец одно и то же. — Работаю на семью.

— Эти классы доведу.

— Два года?

— Два года. А там будет видно.

— Ты так говоришь, словно не довольна…

— Я хочу быть молодой.

— Ты хочешь сказать, с ними ты молодая, а со мной старая?

— Я неточно выразилась. С ними я — человек, с тобой — лошадь, и всё.

— Ты хочешь сказать, что я на тебе пашу?

— Именно это я и хочу сказать.

— Но я тоже с утра до ночи пашу.

— Может быть. Языком. Но, кроме того, что я пашу, я хочу быть человеком.

— У тебя есть обязательства. Дети…

— Я исполняю свои обязательства:

— Ты никогда не жаловалась.

— Ты никогда не запрещал мне преподавать.

— И сейчас никто не запрещает, бери младшие классы.

— Почему ты так восстал против старших?

Отец молчал.

— Чего ты боишься? — спросила мать.

— Ты очень красивая женщина.

— И что из этого следует?

— Они молодые и наглые.

Мама засмеялась. Она смеялась еле слышно, боясь разбудить их с Баженом.

— Они молодые, но не наглые. Мне ничего не грозит.

— Грозит мне…

— Я хочу спать. Я думала, ты умный, а ты…

— Какой бы я ни был, — прервал он её, — я требую, чтобы ты бросила старшие классы, работай с маленькими, никто не запрещает. Я знаю, что говорю.

Всё-таки мама довела тех ребят до конца школы.

…И вот один из них женится.

Только вернулся из армии.

— Собирайтесь быстрее, — покрикивает отец. — Не каждый день единственный сын моего Гришани женится! Нельзя опоздать. Смотри-ка, до чего расторопный оказался: с дороги сразу — в мужья!

Под деревьями, под спелыми грушами столы. Протяни руку, тёплый плод — твой, зальёт тебя соком и запахом.

На столах румяные плацинды с тыквой, вертуты, мамалыга… чего только нет.

Жених держит за руку худенькую девочку, другой обнимает рослого парня с пшеничными волосами и каждому входящему в сад говорит:

— Познакомьтесь, это моя жена. Как вы знаете, мы с ней десять лет просидели за одной партой, тогда ещё была десятилетка. А это мой друг из Москвы — Аркадий. Аркаша, познакомься с моей любимой учительницей. Она меня научила любить всё живое. И ещё был любимый учитель. К сожалению, только в десятом классе. Он научил меня понимать жизнь и литературу. А Аркадий меня спас. — Жених снова смотрит на маму, спрашивает её: — Слышали что-нибудь о дедовщине? Деды — это солдаты последнего года. Аркаша сам был «дедом», а отбил меня у них, когда они стали издеваться надо мной. И сказал им: «Кто дотронется до него, будет иметь дело со мной!» Его уважали, он слов на ветер не бросал.

— Да, ладно… что уж такого… Вот у моего деда случай был — в 38-м году, кажется. Мой дед сидел. Это случилось в лагере. Его чуть не убили уголовники — проиграли в карты. А в том же лагере сидел с дедом особенный человек, звали его Давид Мироныч. Невысокий, тощий, вовсе не сильный физически. Так, он вступился за деда. Его все там уважали, даже уголовники. К каждому он умел найти подход…

— Погоди… Давид Мироныч? — удивился жених. — Это он у нас в десятом классе вёл литературу. Это он научил меня ценить любовь и дружбу, видеть, слышать… Он умер прямо на уроке в одном из девятых классов. Ты-то сам видел его?

— Видел. В первый раз — мальчишкой, приезжал с дедом к нему в Москву. Захотел дед на старости лет поговорить с Давидом Миронычем. Шесть часов проговорили. И ночевали у него. А потом, когда учился в Москве, часто встречался с ним.

— Сколько странных совпадений в жизни! — сказал задумчиво жених. — Служили мы с тобой вместе целый год, а о Давиде Мироныче вот когда поговорили. Помянули добрым словом. Теперь ты мне, Аркаша, как родной брат. Правда, папаня?

Гришаня кивает и хлопает Аркадия по плечу.

— За год, пока я дослуживал, Аркаша развернулся в Москве, — объясняет жених гостям. — Бизнесмен. Зовёт и меня делать деньгу. Что с тобой, Аркаша?

Аркадий смотрит на Юлю.

И она смотрит на него.

Только удивление, ничего больше — из глаз в глаза у обоих.

Аркадий знает Давида Мироныча? Аркадий был у Давида Мироныча дома, часто встречался с ним?

Каждый звук сумбурных восклицаний, поздравлений, шуток звенит.

— Здравствуйте, — сквозь звон голос Аркадия.

Аркадий берёт Юлю под руку и ведёт к столу. Усаживает между мамой и отцом. Какое-то время стоит около, а потом садится прямо напротив Юли.

Тосты, перечисление достоинств жениха и невесты, капустник, разыгранный одноклассниками… а перед ней — его глаза, в ушах — звон. Звенят воздух, земля, голоса людей…

— Почему ты ничего не ешь? — спрашивает отец. — Сил не будет.

Сам он ест и пьёт за троих.