Ночь в душном номере отеля прошла без происшествий, а наутро приехала машина, чтобы отвезти меня в местное представительство ВОЗ, расположенное примерно в получасе езды от моей гостиницы. В офисе меня встретила очаровательная девушка по имени Исату. Я получил длинный список совещаний, в которых должен был принять участие: брифинг по безопасности, брифинг по человеческим ресурсам и так далее, а также перечень того, что мне необходимо было сделать, чтобы врач дал мне медицинский допуск. Мы прослушали небольшой инструктаж по безопасности и гигиене и узнали, где взять телефоны, – мне выделили мобильник с местным номером. Из-за туманности и неопределенности миссии у меня по-прежнему оставалось довольно странное ощущение, но я предположил, что в какой-то момент кто-нибудь скажет: «Итак, давайте я вам расскажу, что от вас требуется».
Следующая задача – получить бейджик. В мини-фургоне, по пути в офис Программы развития ООН, где я должен был сфотографироваться, я повстречал доктора Айлиш Клири. Она руководила медицинской службой канадской провинции Нью-Брансуик. Двадцать лет назад она работала в Сьерра-Леоне и сейчас уже пару месяцев возглавляла здесь надзорную группу в Порт-Локо.
– Чем вы занимаетесь? – спросила она меня.
– Вообще-то я эпидемиолог, но точно не знаю, для чего я здесь, – сказал я. – Думаю, я должен работать с Мэттом Крейвеном.
Мэтт раньше работал консультантом в McKinsey & Company, и я слышал, что он отвечает за оперативную деятельность.
– Нет, вы эпидемиолог, – последовал ответ. – И вы должны работать со мной.
Вот так – случайно, в минивэне – я и нашел человека, с которым должен был связаться. Добро пожаловать в Африку.
Мы снова встретились на следующее утро. К тому времени доктор Клири уже успела посмотреть мое резюме.
– Все в порядке, – сказала она. – Вы, с вашим опытом, поедете в округа Коно, Койнадугу, Бомбали и Тонколили. Все четыре на северо-востоке.
Затем она объяснила, что от меня требовалось. В своей вновь созданной должности регионального эпидемиолога я должен буду ездить по округам и оказывать техническую поддержку – искать любые изменения в скорости передачи заболевания и способы остановить эпидемию, а также анализировать, как можно внедрить интегрированную систему эпиднадзора за болезнями и принятия ответных мер. Это была новая система, позволявшая перейти от экстренного реагирования к постоянному мониторингу болезни в конкретном сообществе.
На брифинге, который проводила доктор Клири, я услышал о двух кубинских врачах, умерших от малярии. Первый пренебрег мерами профилактики, а диагноз так и не поставили. У второго малярию распознали, но он умер так быстро, что просто не успел получить помощь. Это еще раз напомнило нам про мефлохин – малярия для команд реагирования опаснее самой Эболы.
Вспышка этой вирусной геморрагической лихорадки началась ранней весной 2014 года. Она возникла в соседней Гвинее, тлела там несколько месяцев и только потом охватила Сьерра-Леоне. Однако Сьерра-Леоне обогнала своих соседей по числу случаев и смертей. По состоянию на январь 2016 года эта страна оставалась единственной, где наблюдались активные случаи заболевания. Хотя ничего удивительного здесь нет: Сьерра-Леоне – бедное государство с населением около шести миллионов человек, расположенное в Западной Африке на побережье Атлантического океана. В тот момент страна еще не оправилась от многолетней жестокой гражданской войны.
Гораздо разумнее было бы направить максимум усилий на полноценную подготовку сразу после того, как Гвинея сообщила о первом случае заболевания.
Оценить состояние системы здравоохранения можно с помощью таких показателей, как средняя продолжительность жизни – в Сьерра-Леоне она составляла 46 лет (в Японии, например, 86) – и младенческая смертность. На тысячу родов в этой африканской республике приходится 107,2 смерти (для сравнения: в Исландии – 1,6). Это настоящая трагедия: 10 процентов детей умирает в первый год после рождения.
Новая, легко передающаяся болезнь – лихорадка Эбола – быстро подавила примитивную медицинскую инфраструктуру страны. Врачи сталкивались с массой сложностей: сверхраспространители, культурные практики, поощрявшие близкий контакт с больными и мертвыми, густонаселенные трущобы в городах и вокруг них, люди, сопротивлявшиеся выявлению случаев и контактов, а также исключительно контрпродуктивные решения, принимавшиеся на национальном уровне (например, масштабные карантины, наказания и неудовлетворительное раннее информирование).
Прошло несколько месяцев, прежде чем руководство страны осознало, что избранная стратегия, сосредоточенная на здравоохранении, не принесла желаемых результатов. Дело отчасти было в том, что министерство здравоохранения не имело службы медицинских расследований, которая помогла бы осознать масштаб проблемы. Поэтому президент создал новый координирующий орган – Национальный центр реагирования на лихорадку Эбола, который возглавил (догадайтесь, кто?) министр обороны.