– Конечно, нет. Но он все равно остается моим братом. Мне не всегда нравится то, что он делает, я не всегда соглашаюсь с ним, но я люблю его. – На мгновение я задумалась. – Я горжусь им за то, что он так страстно верит во что-то, даже если наши взгляды расходятся. Несмотря на то, что его убеждения вбивают клин между ним и остальными членами семьи. Если бы он стал просто точной копией нашего отца, он не был бы счастлив; он должен идти своей дорогой. И в то же время я беспокоюсь о нем. Постоянно. С каждым днем мне кажется, что он все больше отдаляется от нас.
– А где твое место во всем этом? – спрашивает Пабло.
– Для меня все по-другому. На Кубе быть женщиной совсем не то же самое, что быть мужчиной.
– Наверное, так и есть. Но так не должно быть.
Я покачала головой.
– Ты надеешься слишком на многое.
– А ты довольствуешься слишком малым.
– Возможно, – признаю я.
Мы отодвигаемся друг от друга, когда официант ставит наши тарелки на стол. Пабло заказал нам блюдо, которое представляет собой кусочки мяса, смешанные с рисом. Выглядит и пахнет оно чудесно.
Когда официант уходит, я спокойно спрашиваю:
– Как долго ты еще пробудешь в Гаване?
– Может быть, несколько недель. Я пока не знаю.
Значит, у нас в запасе несколько недель.
– Я хочу снова увидеть тебя, – говорит он, пристально глядя на меня. – Мы можем еще раз встретиться?
Возможно, я влюбилась в него тогда, когда мы гуляли по набережной. А может, это произошло на вечеринке или случилось только что, несколько минут назад, когда он делился своими мечтами о Кубе. А может, то, что я сейчас испытываю, – это всего лишь предвестники любви. Может, у любви тоже есть стадии? Может, со мной сейчас происходит то же самое, что с человеком, который осторожно заходит в океан и волна еще не успела обрушиться на его голову. А может…
– Да.
Он с облегчением смотрит на меня.
Пабло берет меня за руку, его большой палец гладит внутреннюю сторону моего запястья, щекоча нежную кожу.
– Ты из тех, с кем трудно расстаться? – обреченно спрашивает он.
Мое сердце глухо стучит.
– Надеюсь, что да.
Он отвез меня обратно в Мирамар на машине, которую, по его словам, одолжил у друга, и, чтобы никто не видел нас вместе, высадил меня в нескольких улицах от моего дома.
Перед тем как я вышла из машины, Пабло повернулся ко мне и спросил:
– Может быть, прогуляешься завтра со мной? Утром у меня есть кое-какие дела, но мы могли бы встретиться и днем, если хочешь. На набережной Малекон, рядом с Пасео дель Прадо.
С каждым новым днем, проведенным вместе с ним, риск разоблачения растет, и все же…
– Да.
Мы решаем встретиться в два часа, а затем, коснувшись губами моей щеки, он уходит, оставляя меня гулять по улицам Мирамара. Я ощущаю тепло его поцелуя на своей коже.
Впереди виднеется мой дом – розовое строение в обрамлении нависающих пальм. Я подхожу к воротам и вскрикиваю, когда чья-то рука хватает меня за предплечье и оттаскивает в сторону от забора, подальше от дома.
– Элиза.
Внезапно передо мной появляется Алехандро. Он тащит меня прочь с улицы, пока мы не скрываемся за массивными стенами нашего поместья.
В последнее время у брата появилась привычка говорить тихим, настойчивым голосом, и он стал совсем не похож на того озорного мальчишку, вместе с которым я росла. Я не знаю точно, когда начались эти перемены, когда он изменил свое отношение к миру, в котором мы жили. Может быть, во время учебы в университете? Он проучился год в Гаванском университете, прежде чем университет был закрыт, и за это время из будущего сахарного барона успел превратиться в революционера.
– Что ты здесь делаешь? – шепчу я.
В тот день, когда отец вышвырнул Алехандро из дома, он ясно дал понять, что брат может покинуть дом, забрав только свои личные вещи, и больше никогда не возвращаться. С этого дня его имя вычеркнуто из семейной Библии, а сахарная империя достанется одному из наших мужей, тому, кто, по мнению отца, окажется самым достойным. Однако указание нашего отца часто нарушалось, и Алехандро приходил либо по вечерам, либо в те дни, когда родителей не было дома. Но сегодня отец здесь – родители уже вернулись из Варадеро, поэтому сегодняшнее появление Алехандро переходит все мыслимые границы.
– Что тебя с
Мое сердце бешено колотится.
Братья тоже являются одновременно и проклятием, и благословением.
– Ничего.
– Не похоже на «ничего».
Что же он увидел? Как я сижу в одной машине с Пабло? Или как я прощаюсь с ним? А может быть, он увидел, как Пабло прикоснулся губами к моей щеке?
– Тем не менее так и есть, – вру я. – И ты не в том положении, чтобы читать мне нотации, с кем мне можно общаться.
– Речь идет о твоей безопасности. Он очень опасен.
– Только не для меня.
– Особенно для тебя. Ты знаешь, чем они занимаются в Сьерра-Маэстра? Они же животные. Ты знаешь, насколько он близок к Фиделю?