Я замираю, мои пальцы крепко сжимают вилку, а моя рука застывает в воздухе. Моему мозгу требуется некоторое время, чтобы осознать, что происходит – хлопки, взрывы машин, выстрелы…
– Ложись, – кричит Анна, выводя меня из ступора. Вокруг нас люди кричат и визжат, плач наполняет площадь.
ТРА-ТА-ТА-ТА, ТРА-ТА-ТА-ТА, ТРА-ТА-ТА-ТА.
Я съеживаюсь под столом, обнимаю Анну и молюсь, чтобы ни одна из шальных пуль не попала в нас, чтобы они не пришли сюда и не застрелили нас.
Что же случилось с нашим городом?
Все заканчивается так же быстро, как началось. На район опускается мертвая тишина. Я, дрожа, выглядываю из-под стола. Мой желудок сжимается. Люди лежат на земле, прячась за машинами. Со столов попадала еда, на полу возле моего лица валяется кусок хрустящего хлеба, вино окрасило тротуар в темно-красный цвет. Оживленный город затих; никаких признаков присутствия бандитов. Я борюсь с желанием убежать и продолжаю осматриваться.
Где полиция, которая должна появиться и сообщить, что все чисто?
Медленно, словно в полусне, люди начинают вставать. Они кричат и жестикулируют. Мы с Анной поднимаемся с земли. Мои ноги дрожат, колени подгибаются, и я хватаюсь за стол, чтобы не свалиться. Когда я падала, то сильно ударилась ладонью, теперь на том месте, где гравий врезался в кожу, зияет глубокая рана. Рука испачкана соусом. Я вытираю ее льняной салфеткой, которую крепко сжимаю побелевшим кулаком. Мои пальцы дрожат, а меня накрывает волна иного беспокойства.
Я испытываю странное чувство – я словно сама имею отношение к этому взрыву и стрельбе. Не исключено, что в них замешан один из близких мне людей – мой брат или Пабло.
Мы бросаем на стол деньги за еду и убегаем из ресторана. Вокруг нас на улице толпятся люди, лавочники и владельцы ресторанов выходят из помещений, повсюду разносятся их голоса:
– Пойдем. – Я беру Анну за руку, и мы идем вниз по улице по направлению к машине. Внезапно меня охватывает паника.
Я останавливаюсь как вкопанная.
Перед нами, на расстоянии менее тридцати метров, на земле в луже крови лежат двое мужчин. Их безжизненные глаза смотрят на меня.
Я не могу удержаться и останавливаюсь, чтобы их рассмотреть.
Я ощущаю мгновенное облегчение – я не знаю этих людей.
Всю обратную дорогу в Мирамар мы едем молча. Машину ведет Анна, и это очень хорошо, так как я слишком взволнована последними событиями. Я сижу на пассажирском сиденье, повернув лицо к открытому окну, вдыхая свежий воздух с привкусом соли. Я никак не могу избавиться от запаха и вида крови. Меня начинает тошнить.
Анна первой нарушает молчание.
– Как ты думаешь, это когда-нибудь кончится?
Безнадежность в ее голосе разрывает мне сердце. Мы не произносим вслух слова о насилии, которое творится в городе, но я чувствую, что Анна перепугана не меньше меня.
– Не знаю, – отвечаю я.
Больше половины моей жизни Батиста находится у власти. Люди говорят, что во время своего первого срока он придерживался очень прогрессивных взглядов – он дал нам Конституцию 1940 года, к которой мы стремимся сейчас и которая, помимо прочего, защищала интересы женщин, запрещала дискриминацию по половой принадлежности и позволяла женщинам требовать равную с мужчинами оплату труда. Через несколько лет Батиста вернулся на пост президента и превратился в диктатора. Из героя, сражающегося с коррупцией, он превратился в главного злодея… Сейчас Кубой правит американская мафия – наши пляжи кишат американскими туристами, которые живут в отелях, не доступных для простых кубинцев, и просаживают деньги в казино.
Мне трудно представить, что на Кубе возможна другая жизнь – даже если бы у меня была возможность повернуть время вспять и вернуться в тот период, когда режим Батисты еще не расцвел. И в то же время мне страшно подумать, что ждет нас в будущем, если политика правительства Кубы не изменится.
Анна сворачивает на нашу улицу, я вижу раскачивающиеся пальмы, и их вид немного успокаивает мои нервы. Мой взгляд скользит вдоль домов и останавливается на мужчине, стоящем рядом с ярко-синим кабриолетом.
Мое сердце начинает учащенно биться.
Пабло сегодня одет небрежно. Он стоит и курит сигару. Он выбрал место достаточно далеко от нашего дома, чтобы никто не подумал, что он здесь ради меня, но и не слишком далеко, чтобы я не сомневалась, почему он здесь.
Что он тут делает?