Следующий мир

Я не отрывал глаз от Юйви, внимательно рассматривая двигающиеся улицы и вращающиеся площади городов, дома, поля, деревни… «Цивилизация» и «культура» Юйви обогнали, несомненно, земную. Это следовало не только из техники, но, главным образом, из огромной разницы между внешностью трудящихся классов и нетрудовых элементов общества. Она была в значительной мере большей, чем на Земле. Первые походили на рабов античного мира, вторые же своими круглыми, тучными фигурами, слитыми с телом головами без шеи и заплывшими глазками напоминали откормленных свиней. Все эти существа походили по типу на людей.

Вначале мне мешало то, что приходилось рассматривать все с «птичьего полета», но вскоре я с этим освоился. Я видел, как тысячи рабочих являлись и покидали фабрики — худые, изможденные, еле волочившие ноги… Подобно муравьям, работали на полях сгорбленные существа под надзором надсмотрщиков, и всюду виднелась стража, напоминавшая нашу полицию и жандармов.

Мы наблюдали, с одной стороны, дикое веселье чистенькой буржуазии на курортах и парках, а с другой — черные поселки каменноугольных районов, с гниющими глубоко под почвой углекопами, и толпы грязных, оборванных и худосочных женщин и детей. Наряду с наличием многочисленных тюрем, на мрачных дворах которых торчали виселицы, на залитых солнечным светом спортивных площадках происходили танцы и игры. И всюду флирт, всюду пикники, прогулки, поездки на автомобилях и яхтах, гонки, спорт, состязания… И всюду полиция и жандармы, которые, как мы убедились, были действительно «необходимы» здесь: там и сям — на улицах, площадях и около заводов и учреждений — возникали столкновения и стычки. Возбужденные группы, а иногда и целые толпы кидались вперед, но их быстро рассеивали верные слуги буржуазии, постоянно находившиеся на страже защиты интересов угнетателей. Они стреляли, ибо многие падали и оставались лежать с закрытыми глазами и страдальческим выражением лиц. Но павших быстро убирали, дабы «беспорядки» не омрачили настроение «мирного общества». Для этого немедленно появлялись специальные фургоны, куда их, как туши на бойне, наваливали, плотно закрывали черными покрывалами и увозили в особые огороженные места за город. Там их, приканчивали и закапывали.

С отвращением и ужасом отвел я глаза от искривителя и встретился с лихорадочным взглядом профессора.

— Вы видели, Брайт? — его голос дрожал от возмущения.

— Да, мистер Брукс. Этот кошмар, пожалуй, еще почище земного.

— Молчите, Брайт! Вы не знаете всего того, что творится на Земле: когда вы читаете в прохладном парке за чашкой ароматного кофе газету, вы не видите виселиц и не слышите стонов, здесь же вы наблюдаете сверху одновременно огромную часть планеты. Я уверен, что и в нашей Европе — она достаточно велика для этого — ежедневно и ежечасно происходят в различных местах подобные вещи. Но мы ничего не знаем о них: не ожидать же от «Дейли Телеграф» тюремных бюллетеней!

— Вы правы, мистер Брукс. Но какой, однако, контраст между только что виденным и жизнью на Айю! Это — небо и земля, рай и ад.

— Да, — ответил он, — сатурниты дали нам при помощи телескопа хороший урок: они показали нам наглядным способом больше, чем это могли бы сделать книги. Они представили как бы под микроскопом изнанку так называемой «культуры» и «цивилизации» отвратительной земной жизни во всей ее наготе и безобразии. И одновременно с этим они развернули перед нашими взорами другую — блестящую и светлую картину. Теперь выскажу вам мое предположение: я уверен, что на Айю — социализм. Таким образом, кроме чисто научного значения, наша экспедиция в этот мир приобретает еще и не меньшее другое — политическое: мы станем здесь политически просвещенными.

— Мне страстно хотелось бы, — сказал я, — привести на Айю и вот к этому телескопу, в частности, всех земных угнетателей: пусть они увидят всю мерзость своих действий и своего строя. Это подействовало бы на них должным образом.

Профессор безнадежно махнул рукой.

— Вы молоды, Брайт, и идеалистически настроены. Вы верите еще в добродетель крокодиловых слез буржуазии на столбцах «Таймса», обагренного кровью колоний, рабочего класса и, хотя бы, ирландских крестьян. Вспомните об инквизиции, войнах, побежденных народах, подавленных революциях, тюремных застенках и т. д., и т. д. Целые библиотеки можно написать об этом. Нет, Брайт, исход только один — борьба. Опыт человеческого общества показал, что нигде, никогда и ничто, не давалось угнетенным без жестокой борьбы. Сердобольные короли встречаются только в детских сказках, созданных с агитационно-воспитательной целью в интересах защиты монархического строя. Возьмите хотя бы нашу знаменитую «Хартию вольностей», которой так кичится всякий англичанин, считая ее доказательством «необычайного» либерализма и добродетели монарха. Ведь так вы учили по учебнику в школе?

— Да.