Следующий мир

— Ну вот. Но там ничего не говорилось об уме короля, — ядовито сказал профессор. — Будь он таким же кретином, как Людовик XVI, его постигла бы та же участь. Да будет вам известно, что «Хартия вольностей» была вырвана силой, под влиянием которой трон пришел в сильное колебательное движение. Король был знаком из истории с этим явлением и мгновенно стал «либералом». Для темных масс тотчас же написали манифест, а для детей составили учебники. Не обидели также и дураков: для них сочинили стихи и отслужили в церквах молебны, восхваляющие доброту короля.

— Но элементарная справедливость и жалость…

— Бросьте, вы наивны, Брайт! Если бы буржуазия имела то, что вы так трогательно формулировали, так не было бы, по крайней мере, войн. Подумайте только о миллионах убитых, калек, слепых, вдов, сирот… Где же ваша справедливость, где для нее место в этом сплошном, беспросветном ужасе?

— Вы правы, мистер Брукс, правы… Но где же выход из создавшегося положения?

— В революции, в одновременном и повсеместном восстании. И рано или поздно, но это будет. Это — неминуемо, это — непреложный закон кривой истории, которая определенно ведет к социализму; мы видим это на протяжении всей эволюции современного общества. Но эволюции недостаточно: в процессе эволюционного движения неизбежны, как показывает история, резкие столкновения экономических моментов и вытекающих отсюда классовых противоречий. Тогда эволюция перерастает свой темп, и напряжение переходит границы максимума, что дает быстрые скачки вперед, о которых говорит живший долгое время в Англии германский экономист Карл Маркс. Это — та критическая температура, которая превращает воду в пар, критическое давление, — имеющее своим следствием взрыв. Это — революция! — энергично закончил профессор.

— Правильно, — сказал Тао. — Именно так это было у нас и так же будет и у вас. Во время полета домой я расскажу вам о дальнейших событиях на Юйви и наших намерениях, пока же, не теряя времени, смотрите в телескоп, потому что через полчаса планета скроется за горизонт.

Представители юйвитанской буржуазии осматривали исполинские дредноуты…

Мы повернулись к темным отверстиям и обратили внимание на постановку военно-морского дела. Было ясно, что готовилась всеобщая ожесточенная война: во всех государствах происходили грандиозные маневры. Огромные полчища войск, тучи аэропланов, исполинские крейсеры и дредноуты, стаи подводных лодок, колоссальные дальнобойные орудия, несущие тонны взрывчатого вещества, а также и многое другое — все это представляло собою слишком знакомую нам картину… И я подумал о миллионах несчастных существ, о которых только что говорил профессор. Леденящий ужас охватил меня при виде этих приготовлений, и, обращаясь к Тао, я порывисто воскликнул:

— Неужели вы допустите эту кровавую бойню?!

— Нет! — кратко отчеканил он.

Мы видели, как набирали рекрутов, как полиция и жандармы извлекали их из домов и таскали по деревням и улицам… Мы видели плачущих женщин и детей, хватавшихся за одежду своих отцов, которых они не надеялись больше увидеть. Их грубо отталкивали, отбрасывали и били, но они толпами бежали за уведенными. Женщины падали на землю, протягивали вслед уходящим свои тощие руки, а затем собирались группами и неподвижно застывали, обняв друг друга… Здесь царили стон и отчаяние. Мы видели, наконец, как всюду водили арестованных дезертиров и в присутствии войск немедленно их расстреливали.

— Я… не могу больше, — пробормотал я, отвернувшись.

Профессор встал со своего места, бледный и мрачный.

— Мы достаточно видели, Брайт. Хватит с нас. Мы не забудем всего этого.

Я взглянул на прекрасные, благородные лица сатурнитов и с чувством брезгливости представил себе отвратительные туши, толстые шеи и заплывшие салом свиные глаза юйвитянской буржуазии, с одной стороны, а с другой — жалкие и изможденные фигуры ее рабов. Эти три контраста представляли собой олицетворение совершенства, мерзости и страдания. Взволнованный виденным, я схватил Тао за руку и умоляюще заговорил:

— Утешьте этих несчастных, сообщите им, что вы не допустите бойню! Смотрите, как они страдают!..

— Все уже сделано, — мягко ответил он. — У нас налажена междупланетная радиосвязь с главным революционным комитетом Юйви, который и обратился к нам за помощью.

— А не могут ли посторонние подслушать ваши переговоры? — забеспокоился профессор.

— Ни в коем случае: сигналы шифрованы, и на всей Юйви есть всего лишь один наш приемный аппарат, который находится в руках комитета. Я знаю, что вы хотите спросить. Отвечаю вам на это, что, если даже полиция и обнаружит этот аппарат, она не только не сможет им воспользоваться, но даже и не поймет его назначения. Быть может, правительства на Юйви и подозревают телефонную связь с нами «бунтовщиков», протестующих против буржуазных войн, но они ни в коем случае не смогут построить приемник для наших волн: мы опередили их науку и технику на сотни лет.

— А если аппарат испортится? Ведь комитет будет тогда от вас совершенно отрезан?