Тарик с завистью смотрел на алкоголиков и наркоманов, рядом с которыми жил, понимая, что, как подданные Великобритании, они имеют право и на работу, и на учебу, и на многое другое из того, что ему было недоступно. При этом вернуться домой он не мог, несмотря на убогое существование, которое здесь влачил. Он до ужаса боялся, что в Судане его снова станут пытать, а потом убьют. Таким образом, он застрял между неприятным молотом и ужасающей наковальней.
В сериале, который являла собой жизнь Тарика, я был не одним из множества второстепенных персонажей. Не считая самого Тарика, в этой серии я был единственным героем, а потому играл в ней важную роль. Физически с ним все было в порядке, и все же я – врач – оказался необходим ему. Он доверял мне, а я охотно слушал о его проблемах. Он поделился со мной ужасами, которые происходили с ним в прошлом, а я помог ему заполнить бумаги для получения жилья и финансовой помощи.
Помогая Тарику, я не лучшим способом использовал медицинские знания и навыки, приобретенные за долгие годы учебы. Но то, что я работал врачом, а также то, что благодаря НСЗ мои услуги ничего пациенту не стоили, позволило изменить жизнь Тарика к лучшему. Я перестал жаловаться на то, что человеку с моей квалификацией приходится опускаться до возни с дурацкими бумажками, поскольку в полной мере осознал, какая это все-таки честь и привилегия – быть врачом НСЗ, работающим на передовой.
Младенцы
Мне, тогда еще студенту-медику, предстояло первое дежурство в родильном отделении, и я с нетерпением ждал, когда же представится возможность помочь принести в этот мир новую жизнь. К моему ужасу, тем вечером первый младенец родился мертвым. Я не присутствовал при родах, но всем на этаже было слышно, как воет от горя мать, выталкивая из себя мертвого ребенка. Акушерка попросила меня посидеть с несчастной женщиной, пока тело малыша вымоют и завернут, прежде чем отправить в морг. Я и по сей день помню, как смотрел на него сверху вниз. Черты его лица были безупречны, но его губы были практически черными, а остальное тело – темно-фиолетовым. Он ни разу не вдохнул кислород и не порозовел. Беременность протекала без осложнений, и вес у ребенка был нормальный. После запланированной даты родов прошло две недели, и родители с нетерпением ждали рождения малыша, как вдруг тот перестал двигаться. УЗИ подтвердило, что его сердце перестало биться. Безутешная мать легла в родильное отделение, зная, что ее сын уже мертв.
Спустя десять лет я, чертовски нервничая, держал за руку свою жену, ожидая рождения нашего первого ребенка. Это была одна из тех ситуаций, когда я сожалел о том, что работаю врачом. Я не мог отделаться от ужасного воспоминания о мертвом младенце. У остальных будущих отцов, с которыми я познакомился на занятиях по подготовке к родам, были совсем иные заботы. Мик, сантехник, переживал, что теща на какое-то время останется у них жить. Мэтью, рекламщик, беспокоился, сможет ли семья прожить только на его зарплату. Я же боялся одного – того, что мой ребенок родится мертвым. Я не делился этим страхом с остальными и даже своей жене о нем не сказал, но именно эта мысль терзала меня в последние три месяца.
Женщины, работающие терапевтами и акушерками, гораздо чаще, чем остальные будущие матери, выбирают добровольно кесарево сечение. Кроме того, они не ждут долго после запланированной даты родов, а настаивают на скорейшем проведении индуцированных родов. И дело не в том, что им известно больше остальных, просто им довелось повидать гораздо больше.