Мисс Кингсбери — дама из теплой воды, ароматной розовой пены, холодного душа, стойких турецких полотенец, жестких щеток с едкой кремовой пастой, головной боли, обожания ночных повязок на глаза и отдыха, благоразумия и интеллигентного образа жизни подняла с пола «От са до сю».
— Могу я для вас здесь что-то найти, мисс Макдоналд?
— Положите на место, будьте так добры. Я с ней уже закончила.
«От жа до жю» снова заполнила пустое место на полке.
— А сейчас, пожалуйста, позвоните, чтобы прислали мою машину.
Ловкие пальцы свернули все письма и сложили их в старые потрепанные конверты. Грейпфрут, кофе, яйца и бекон. Озорной дядя Финеас; Олимпия с гордо поднятым подбородком. Ванна — первым делом, ванна. Милая тетушка Грасия. Красивый мужчина Крис. Кофе и хрустящий ролл, и кофе. Твой любящий брат, Нил. Бедный сентименталист, воюющий с обычными скромными чувствами — бедный, любящий брат Нил. Голубоглазая кучерявая леди Пенрина Стэнлоса. Любовь и Люси. Нежное дитя Реджинальда Берча. Очень теплая ванна с зеленой морской солью. Дедушка. Пан…
— Машина вот-вот подъедет. Могу я вам с ними помочь, мисс Макдоналд?
— Благодарю. И, будьте любезны, заприте их в сейфе.
Список заметок по этому делу должен хоть как-то все упорядочить.
Полный бред. Она порвала бумажку и выбросила ошметки в урну.
— А сейчас, пожалуйста, мисс Кингсбери, позвоните в этот отель — вот вам карточка — и назначьте мне встречу с его постояльцем по имени доктор Джозеф Эльм. Сегодня днем — да, на три часа.
II
Доктору Джозефу Эльму не удалось улыбкой скрыть тревогу на своем лице.
Линн Макдонналд продолжала расспрашивать:
— Но ведь та леди, Олимпия, уже умерла, доктор Эльм?
Доктор кивнул, печально смотря куда-то вдаль.
— Тогда почему бы не попробовать этот вариант? Люси отлично его проработала. Кольт 32 калибра. 38 калибр. А вы просто сфальсифицировали размер пули, чтобы спасти Олимпию? Никто не вспомнит. Вы давали свидетельские показания только насчет этого. Конечно, нужно еще что-то придумать с веревкой. Но эта деталь отойдет на второй план после вашего «признания». Учитывая задачу, которую вы перед собой поставили, вы не сильно расстроитесь, если во благо придется немного солгать?
Доктор Эльм тяжело вздохнул.
— Послушайте: чего мне-то переживать, если все равно вся эта идея — ложь? Я без проблем это сделаю. Легко. Проблема в том, что когда речь заходит о лжи, я отношусь к ней очень избирательно. Я могу лгать как и любой другой, но моя ложь должна нравиться мне самому. А что касается вашей идеи, она в каком-то смысле… гладит меня против шерсти, что ли. Не знаю. Олимпия была отличной женщиной и моим хорошим другом. Ну, конечно, если это лучшее, что можно сделать, то давайте попробуем.
— Мне жаль вас разочаровывать, доктор Эльм. Это действительно казалось самой правдоподобной теорией. Но если вам это так сильно не нравится, дайте мне еще подумать. Дело против Ирен…
— Нет! Послушайте. Ирен жива, у нее есть дети.
— Я хотела сказать, что она избавилась от пистолета после суицида. Но это вам тоже не понравится — конечно, ни о каком самоубийстве и речи быть не может. Вариант с Олимпией так хорошо вписывается… но все равно что-то не то, да ведь? Снег все очень усложняет.
— Я долго думал, мисс Макдоналд. Предположим, вы смогли бы поехать со мной на К‑2. Мы бы представили вас как хорошую подругу Люси. Вы сами говорили, что хотели бы с ней пообщаться. Все будут очень рады видеть вас в качестве гостьи. Деньги — не вопрос: они удвоят все, что вы попросите…
— Нет, доктор Эльм. В этом нет никакого смысла. Мне в моем офисе думается не хуже, чем думалось бы там. Я сделаю все, что смогу, обещаю. Возможно ко мне придет вдохновение, и я что-нибудь придумаю с уже готовыми замыслами. В конце концов, если уж браться за косвенные доказательства, то из них можно сделать все, что угодно. Разве что нельзя доказать никакую теорию, основанную на них.
— Я думал, быть может, — настаивал доктор Эльм, — народ на ранчо сможет дать вам какие-то свидетельства, которых не было в письмах. Проблема в том, что сегодня утром мне пришла очередная телеграмма от Джуди. Я звонил вчера вечером, но она была занята. Нилу не становится лучше. О Господи, чего бы я только ни отдал за правду!
Милые черты Линн Макдоналд скривились в страшную гримасу: