Следы богов

Но дело не только в нескольких иероглифах на нескольких чашах. Во время своих путешествий по Египту я познакомился с большим количеством сосудов, датировка которых восходит к додинастическим временам, таинственным образом выточенных из материалов типа диорита, базальта, кристаллического кварца и аспидного сланца.

Свыше 30 тысяч таких сосудов было найдено под ступенчатой пирамидой Джосера в Саккаре, относящейся к Третьей Династии. Это означает, что они по меньшей мере не моложе самого Джосера (то есть примерно 2650 год до н. э.). В принципе они могут быть даже старше, потому что аналогичные сосуды находили в культурных слоях, относящихся к додинастическим временам (4000 год до нашей эры и ранее), и потому что традиция передачи ценностей по наследству, от поколения к поколению, существовала в Египте с незапамятных времен.

Независимо от того, были ли они изготовлены в 2500 или 4000 годах до нашей эры или еще раньше, каменные сосуды из ступенчатой пирамиды замечательны качеством изготовления, которое достигнуто за счет использования какого-то неизвестного и почти невообразимого инструмента.

Почему невообразимого? Потому что многие из этих сосудов — высокие вазы с длинным, тонким, элегантным горлышком и сильно расширяющейся внутренней полостью, которая зачастую имеет полые заплечики. Еще не изобретено инструмента, которым можно было бы вырезать вазы такой формы, потому что он должен быть достаточно узким, чтобы проникать через горлышко, и достаточно прочным (и соответствующего профиля), чтобы им можно было бы изнутри обработать заплечики, скругленные по радиусу поверхности. Как, спрашивается, можно приложить к такому инструменту достаточное для таких операций усилие, направленное внутрь или наружу?

Высокие вазы никоим образом не являются единственным типом загадочных сосудов, отрытых в пирамиде Джосера и других древних сооружениях. Среди них урны с изящными орнаментальными ручками, вырезанные из одного куска камня. Пузатые сосуды с очень широкой нижней частью и очень узким горлом. Открытые чаши, почти микроскопические фиалы, странные изделия в форме колеса, вырезанные из аспидного сланца с загнутыми внутрь краями, настолько тонкими, что они кажутся почти прозрачными. Во всех случаях поражает точность обработки: внутренние и внешние изгибы идеально повторяют форму друг друга, а их поверхность абсолютно гладкая, без рисок, оставленных режущим инструментом.

Нам неизвестны технологии, позволявшие древним египтянам добиваться таких результатов. Более того, на это неспособны, пожалуй, и современные резчики по камню, в распоряжении которых находятся лучшие инструменты из карбида вольфрама. Это означает, что в Древнем Египте пользовались какой-то неизвестной или секретной технологией.

Церемония саркофага

Стоя в камере Царя лицом к западу (направление смерти у древних египтян и майя), я слегка оперся руками о шершавый край гранитного саркофага, который, как уверяют египтологи, был сделан как вместилище для тела Хуфу. Я смотрел в его мрачную глубину, куда с трудом проникал тусклый электрический свет, и мне чудилось, что я вижу пылинки, кружащиеся золотистым облачком.

Разумеется, это была всего лишь игра света и тени, но камера Царя полна таких иллюзий. Мне вспомнилось, что Наполеон Бонапарт останавливался здесь на ночлег во время завоевания Египта в конце XVIII века. На следующее утро он появился бледный и потрясенный, испытавший что-то такое, что его глубоко обеспокоило; впоследствии он никогда об этом не говорил.

Уж не попробовал ли он спать в саркофаге?

Поддавшись настроению момента, я взобрался в гранитный ящик и лег ногами к северу и головой к югу.

Наполеон был небольшого роста и мог устроиться с определенным удобством. Мне тоже хватало места. А каково было Хуфу?

Я расслабился и постарался не думать о возможности того, что придет кто-нибудь из охраны и обнаружит меня в этом стеснительном, а возможно, и запрещенном положении. Надеясь, что меня не побеспокоят в течение нескольких ближайших минут, я сложил руки на груди и подал голос на низкой ноте. Я уже пробовал так делать в других точках камеры Царя, причем стены как будто собирали звук, усиливали и возвращали ко мне, так что я мог ощущать возвращающиеся колебания подошвами ног, теменем и всей кожей.

В саркофаге я почувствовал примерно то же самое, только усиление и концентрация колебаний были во много раз интенсивнее. Ощущение было такое, будто находишься в резонансной камере какого-то гигантского музыкального инструмента, рассчитанного на то, чтобы вечно звучать на одной раскатистой ноте. Звук был интенсивный и достаточно тревожный. Я представил, как он поднимается из кофра и, отражаясь от красных гранитных стен и потолка камеры Царя, вылетает из северной и южной «вентиляционных» шахт и распространяется по плато Гиза акустическим грибообразным облаком.