Следы говорят

На Знаменке, в Мурье, запрещена всякая охота, словом – здесь заказник.

Хотите посмотреть, что тут творится весной?

Сойдем у тех каменных громад с трамвая и свернем вправо на луга. Отсюда стежкой

пойдем к зарослям ив.

Не верится вам, что возле нас пчёлы кружат? Они! Они – золотистые труженицы. Надо

же им собрать свой первый медовый взяток с барашек верб и бредин. Это «городские»

пчёлы. Где-нибудь в окне дома-гиганта сделан леток, а в квартире на подоконнике стоит улей.

Есть любители-пчеловоды и в самом Ленинграде: и в городе пчелам на всё лето обеспечен

сбор меда. В городских парках цветут медоносы: клены, сирень, липы; березы, осины дают

пыльцу; копошатся пчёлы в садах и скверах, хлопотливо обследуя нежные венчики

всевозможных цветов, высасывая капельки нектара...

Слышите – жаворонок! Да не туда смотрите! Без привычки на солнце его трудно

заметить, – очень уж высоко трепещет. Журчит, журчит в одной точке лазури и – камнем

вниз. Где-то рядом у него гнездо на земле...

Вот мы и на месте. Теперь слушайте и глядите в оба. Много здесь любопытного, всякие

утки тут водятся. Они сами себя обнаружат. Только не зевайте...

И, будто нарочно, кряковая утка дала знать о себе:

«Квэ-эк! Квэ-эк! Квэ-эк! Кваа-ква-ква!» – разнесся её призыв.

– Ой, так близко?

– А чего ей бояться! Наверно, вон на той заводинке плещется... Так и есть.

«Жвя-ак! Жвя-ак!» – отзывается нарядный селезень. Он-то уж знает, куда его зовут. «Тих-

тих-тих-тих» – просвистел крыльями и плюхнулся в гости.

Над камышами протянули длинношеие шилохвости с острыми хвостами... Где-то

крякнула скромная утка-широконоска, – клюв у неё лопатой... Там с дребезжащим свистом

мчится табунок чернопегих гоголей, тех самых, что в дуплах гнездятся. Неожиданно за

стеной камыша что-то с грохотом обрушилось – то гоголи опустились на воду.

Вдруг издали донесся перезвон колокольчиков, – парочка самых маленьких и юрких

уточек чирков-свистунков мелькнула таким молниеносным зигзагом, что звук их полета

послышался лишь после того, как самих чирков и след простыл.

В залитых водой кустах ивы-бредины кто-то потрескивает: «Трль, трль, трль». То

селезень чирок-трескунок подружку ищет.

А там вон, на чистой луговине, полюбуйтесь куликами турухтанами! В пышно цветистых

воротниках они топчутся друг перед другом, будто непрочь подраться. На самом же деле, это

– одно красование. Турухтаны весною замечательны тем, что самцы их окрашены всяк по-

своему. Не найдете среди них хотя бы двух с одинаковой расцветкой...

А бекаса угадали? Немудрено его узнать. Слышите, как он в воздухе играет, словно

барашек блеет?

Это звучание происходит при скольжении кулика вниз, от дрожания перьев его хвоста и

крыльев.

Если бы мы побывали здесь раньше, то смогли бы услышать и гусиное гоготание и

музыкальные клики лебедей. Теперь они уже улетели дальше, на север.

Позже здесь появятся водяные курочки, коростели.

Много в Мурье разных водоплавающих и болотных птиц. Здесь их приют. За гранью

заказника – другое дело. На взморье за утками охотятся на замаскированных челнах. Иные

же охотники караулят снующую туда и обратно дичь возле заказника.

Хитрые утки отлично знают границы своего убежища. Зоркий утиный глазок не раз

подмечал у грани заказника подвижные «кусты», плывшие иногда против ветра. Из таких

«кустов» вырывались снопы огня и гром выстрелов...

Вон через Мурью летит табунок крякв. Смотрите, смотрите! Утки взмыли столбом вверх,

стремительно и высоко – недосягаемо для выстрела – проносятся над границей своего

укрытия. Миновав опасную черту, птицы снижаются на обычный полет. Возвращаясь

«домой», утки опять наберут высоту над той же чертой. Перевалив её таким приемом,

спикируют вниз – в свой приют.

Да, трудно провести утку...

Впрочем, уже вечереет. Пора нам возвращаться к трамваю.

НА ВЫРУБКЕ

Закончив смену, молодой токарь Женя Борисов по-хозяйски привел в порядок свой

станок и подошел к окну. Чуть не к самому стеклу протянулись ветки тополя. Почки на них

так набухли, что уже расползлись клейкие чешуйки, вот-вот покажутся зеленые хвостики.

«Ах, да! Николай Васильевич говорил, что сейчас тяга вальдшнепов», – вспомнил Женя и

прямо с завода направился к постоянному спутнику своих охот Николаю Васильевичу

Кружкову.

Одному – шестьдесят, другому – шестнадцать. Друзья – водой не разлить. Объединяет их

любовь к охоте.

Завтра выходной день. Решили утром ехать на тягу.

Женя в который раз залюбовался ружьем Николая Васильевича. Отличная двустволка

тонкой работы знаменитого мастера Алешкина. По красоте линий, посадистости, тонкой

пригонке частей и великолепному бою с этой двустволкой не сравниться хваленым

английским ружьям. Женя рассматривает художественную отделку замков бескурковки.